И он приехал. Так получилось, что медицинская практика Доктора в одной из больниц Владивостока подошла к концу, до начала учёбы оставалось ещё три недели, и Лёха Доктор решил поехать домой. Я не знаю, как часто они с Добрым общались в столице нашего региона, как они встретились, но в итоге, перед тем как ехать домой, они приехали к морю. За мной.

Триста километров, двенадцать населенных пунктов, четыре часа. Но когда ребята прорвались через плотный туман к моему дому, меня там не оказалось, потому что я была на пляже.

Добрый не захотел ждать, отказался от чая, лишь спросил, на какой именно пляж я обычно хожу, и парни сразу поехали меня искать.

К тому времени я уже не читала. Скрестив ноги, закутавшись в плед, и не обращая внимания на влажные кудри в бисере водяных капель, я смотрела сквозь пелену тумана на шипящие волны и дышала солёным воздухом. Мысли мои были далеко, вихрем кружили вокруг слайдов из картинок – руки, губы, улыбка, глаза.

Тут мой взгляд остановился на идущем сквозь туман вдоль полосы прибоя человеке. Голый мощный торс, шорты в солёных брызгах, мокрые черные волосы, торчащие иголками. У меня перехватило дыхание, и сердце стремительно упало в желудок. Я не видела его полтора года, но сразу узнала и ни на минуту не усомнилась, что это точно он.

Через несколько секунд я уже висела на нём, обхватив его руками и ногами с воплями восторга, он смеялся, обнимал меня крепче и целовал меня в макушку. Я смеялась, обнимала его и визжала от радости, и мне было не стыдно.

– Ого, – сказала я, присвистнув. – Твоя? – я кивнула в сторону черного кроссовера, пока он открывал машину. – Крутая тачка.

– Да, так… взял покататься, – отмахнулся он.

И тогда в большой теплой машине рядом с ним я впервые почувствовала себя на месте, на моём месте, вот так я и хотела – быть здесь, на переднем сидении большой красивой машины с ним, держать его за руку, смеяться, дергать его за волосы, дуться и показывать язык. Быть собой, а не зажатой туго зашнурованной хорошей девочкой без эмоций и чувств, с оценками «отлично». От этих мыслей мне стало не по себе, и почему-то стало больно. Часть вечера я провела, закрывшись в ванной и разговаривая по телефону с моим парнем, который был не в восторге от того, что мы не сможем встретиться сегодня вечером, и, мягко сказать, ошарашен внезапным моим отъездом. Но меня мало интересовали его чувства в тот момент, я даже испытывала какое-то злорадство, уж очень он самодовольно стал себя вести в последнее время.

Рано утром мы выехали в Звёздный. Я обняла моих родителей на прощание, взяла собранный в дорогу завтрак и помчалась к машине. Дима погрузил мою небольшую сумку в багажник, Лёха зевал, облокотившись на дверь машины, и курил. Я поморщила нос, забралась на переднее сидение, пристегнула ремень безопасности и вставила кассету магнитофон. Всё, готова. Под звуки рок баллад мы выехали на шоссе. Солнце только-только начинало лениво выползать из своей норы. Краем глаза я наблюдала, как брат удобнее устраивался на заднем сидении, как он закрыл глаза и через несколько минут засопел. Несмотря на ранний подъем спать мне не хотелось. И я придумала себе занятие. Я свернулась клубком на сидении, укрылась пледом, который предусмотрительно захватила с собой, прикрыв глаза, сделала вид, что я сплю. Из-под опущенных ресниц я наблюдала за Димкой, за тем как он вел машину, разглядывала его глаза, губы, его руки. У него были очень красивые руки – сильные, с золотистой от загара кожей, с узорами выступающих вен. Плавные красивые линии заканчивались длинными пальцами. Которые, кстати, сейчас отстукивали ритм на рулевом колесе. Из колонок  Guns N' Roses впечатывал слова в мой мозг:

«…know how you feel inside I've

I've been here before

Somethin's changin' inside you

And don't you know…»

Меня вдруг охватила непонятная тоска, и захотелось плакать. От радости, что я сижу здесь и смотрю на него. От того, что он такой совершенный, такой красивый, от осознания, что я нескладный тощий подросток с веснушками и маленькой грудью. От того, что он так дорог мне. От понимания, что мои «отношения» и моя влюбленность еще вчера утром приносили мне столько радости, сейчас абсолютно ничего для меня не значили, от того, что от одного вида моего парня у меня не бегут мурашки как сейчас. Не открывая глаз, я отвернулась от него и заплакала.

Так по-дурацки. Просто эмоции, я не смогла с ними справиться, да и не хотела – мне пятнадцать и мне часто хочется плакать. Guns N' Roses уже сменила The Cranberries, а я всё ещё ревела и старалась делать бесшумно. Машина снизила скорость, и мы свернули на обочину.

– Эй, что случилось? – шёпот совсем рядом, лёгкое прикосновение к моему плечу. Он заметил, чёрт, быстро начинаю перебирать, как же я спалилась.

Я быстро вытерла слёзы, повернулась. Дима смотрел прямо в мои глаза. Будто там точно был ответ, что происходит. Мне было стыдно. Я опустила глаза, не нашла ничего лучше, как выдохнуть «яскучала». И всё. Слёзы опять покатились по моим щекам. Наверняка я сейчас опухшая и красная как помидор, да плевать. Мы когда-то договорились не врать друг другу. И это правда. Я очень скучала по нему. Он притянул меня к себе и крепко обнял, насколько это было возможно с водительского сидения.

Несколько мгновений он обнимал меня и гладил меня по голове, успокаивая, затем взял меня за подбородок и повернул моё лицо к своему. Провел пальцем по слезинке на щеке.

– Нормально? – он всё ещё заглядывал в мои глаза, я вернулась на место и кивнула в ответ. Он выехал на шоссе. Несколько минут мы молчали. Лёха мирно посапывал на заднем сидении.

– Я тоже, – вдруг сказал Дима, и прибавил звук на магнитоле. Я посмотрела на него, и он улыбнулся.

Волна абсолютного счастья накрыла меня с головой, тысячи солнц засветили для меня в одну секунду.

Я забрала эту его улыбку в мой чемодан памяти, в котором уже находились его улыбка нашей первой встречи, его объятия возле перевернутого велосипеда, моя рука в его руке, тепло его спины по пути на ручей Хрустальный.

С самого первого дня нашей встречи я старалась запомнить до мельчайших деталей каждый эпизод его присутствия в моей жизни. Я бережно складывала каждый