отсюда чувствовала волну раздражения и нарастающей ярости, исходящую от Доброго.

Мне было понятно, что речь шла обо мне, и для меня не имело никакого значения, что Оксана думала о моей персоне, но я очень переживала, что Добрый ответит на провокации и не сможет держать себя в руках. Если он ударит её, он упадёт в моих глазах, и я больше не смогу смотреть на него так, как делаю сейчас, я не смогу больше уважать его.

И тут я поняла. Это не Оксана глупая, а я. Она меня увидела, она знала, что я сижу на дереве, и она специально провоцировала Диму, чтобы я увидела его худшие стороны.

А о его худших сторонах я знала всё, что-то видела сама, где-то меня просветил Доктор. Когда терпение у Доброго заканчивалось, он выходил из себя и был в такой неконтролируемой ярости, что становилось страшно. Он мог потом бесконечно жалеть о случившемся, но это не меняло положения дел, был такой момент, когда он не мог контролировать свою ярость, всего несколько секунд, но этого хватало для пробуждения монстра.

Зачем она это делает? Я же всего лишь ребенок, она же не может ревновать его ко мне! Я могу по-детски безусловно любить этого синеглазого демона с испепеляющей улыбкой, но я же ей не соперница, и, если Диме хочет быть с ней, я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы ему было хорошо.

– Ты дура, Окси. Вроде взрослая девочка, а ведёшь себя как пятилетка, – спокойно и холодно говорил Дима, – Тебе не хватает внимания? Ну, так ты же взрослая, скажи мне об этом. А не устраивай этот детский сад.

Он победил, он взял себя в руки и контролировал ситуацию. Я чувствовала разочарование Оксаны.

Она встала и пошла в дом. Её догнал Лёха, а затем и Дима ушёл следом за ними. Я просидела на черёмухе три с половиной часа.

Я видела, как Дима с Оксаной ушли, она обиженно шла чуть впереди, и сердитый Дима что-то тихо говорил ей, слов расслышать я не могла.

После их ухода мне пришлось кричать, чтобы привлечь внимание Доктора – слезть самостоятельно с дерева я не смогла.

Я так и не смогла понять причины их постоянных ссор, по мне они просто не подходили друг другу, и это была катастрофа. На следующий день я увидела Доброго с сигаретой. Расстроилась. Когда он поднял глаза и увидел меня, он сразу же швырнул сигарету в сторону, на лице его я прочитала стыд. Дыра в сердце расползалась дальше. Моё одиночество начинало граничить с физической болью.

Я дождалась, когда Дима останется с парнями один, отвела его в сторону подальше от чужих глаз.

– Я не буду больше мешать, обещаю. И никогда, слышишь, никогда не ругайся из-за меня с ней, – секунду подумав, я добавила, – Я не всегда буду маленькой, когда-нибудь я обязательно вырасту.

Я быстро обняла его, развернулась и убежала в сторону дома. Я не хотела, чтобы он видел, как я плачу.

Тёте Жене я сказала, что очень скучаю по маме. На следующий день я уехала домой.

Тем летом я впервые начала подолгу рассматривать себя в зеркале. Я не любила моё лицо. Меня раздражали мои большие пухлые губы, тонкая и прозрачная кожа, через которую просвечивались кровеносные сосуды, синяки под глазами, которые придавали мне больной и изнеможённый вид, а мои веснушки я просто ненавидела. Я считала себя некрасивой – ресницы недостаточно темные и пушистые, волосы непонятного цвета, когда очень хочется чёрные, торчащие ключицы и тощие руки, странные смешные уши. За всё свое детство я ни разу не слышала, чтобы хоть кто-нибудь сказал, что я привлекательна. До определенного возраста это меня не трогало, но всё изменилось этим летом. Осенью мне должно было исполниться двенадцать лет. Тропических ураганов в том году не было. Засуха стояла второй год подряд.

Июль 1993 года

Летом 1993 года было сразу 5 тайфунов. Бывший супертайфун «Янси» вылил на районы края более 100 мм осадков, край опять затопило.

Дима Добрый расстался с Оксаной и бросил курить. Накануне своего дня рождения он приехал домой всего на неделю, потому что проходил учебную практику в крупной судоходной компании в столице. С первой зарплаты Добрый купил себе черный Yamaha ZEAL 3YX и кожаную косуху. Теперь он был Добрый байкер. Мы часто веселились по этому поводу. О прошлом лете мы не говорили.

– Малая, садись, прокачу, – и он как в детстве поставил теперь уже мотоцикл параллельно бордюру, чтобы мне было удобнее забраться на сидение позади него. Я придвинулась ближе, он положил мои руки себе на пояс, и сказал, чтобы я держалась крепче. От него пахло горячей кожей и чем-то мимолетным, свежим, я называю это запахом ветра. Да, именно так от него и пахло – кожей и ветром. Я прижалась щекой к его куртке, крепко обняла его, и зажмурилась. Двухколёсный зверь зарычал, и мы рванули с места. Ветер развивал мои волосы, огонь его кожи обжигал мне руки, а я была самая счастливая на свете – мы мчим с невероятной скоростью навстречу ветру, я прижимаюсь к сильной спине, и у меня сердце замирает от восторга. Когда мы остановились, я точно знала, чего я хочу.

– Научи меня! – это было первое, что я сказала.

Добрый никогда не смог сказать мне «нет». Следующие два дня он учил меня ездить на своём байке, и пока я училась правильно закидывать ногу, стабилизировать баланс, скручивать ручку, жать сцепление и переключать передачи ногой, я поймала себя на мысли, что мне вполне нравится просто сидеть сзади, обнимать Доброго байкера и чувствовать его тепло.

На второй день мне удалось уже сносно покататься на Ямахе. Но к концу третьего заезда что-то пошло не так, я потеряла управление и упала. Через минуту ко мне бежали парни, которых Дима оставил присмотреть за мной, сам он к тому моменту отошёл с кем-то поговорить. Кровь заливала порванную правую штанину и струйками стекала в кроссовок. Андрей внимательно осмотрел рану, сказал, что надо зашивать, поднял меня на руки и понес в травмпункт. Саня Злой остался с Ямахой ждать Диму.

В травмпункте мне наложили швы, Андрей держал меня за руку и старался отвлечь, просил смотреть ему в глаза, гладил мои волосы, дул на рану после обработки и обещал, что до нашей с ним свадьбы всё точно заживёт. Мы посмеялись, он обнял меня, и я поковыляла рядом. Тогда