litbaza книги онлайнРазная литератураДевочка, которой не стало - Индира Искендер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Перейти на страницу:
было дело замять.

Аида нахмурилась:

— Вам точно прилетит.

— Я постараюсь это уладить, и будет легче, если вы сделаете это с безымянного аккаунта. Но я вам ничего не говорил! Конечно, я не имею права вас заставлять…

— Мы все сделаем, — оборвала его Аида, доставая телефон.

Грузный мужчина средних лет с трудом выдохнул и сбросил вызов, задумчиво посмотрел в окно. Ему было отвратительно чувство облегчения, которое он только что испытал, но, стоя в одиночестве в собственном кабинете, ему ни к чему было врать самому себе: да, он в прямом смысле слова вздохнул с облегчением, узнав, что девочка умерла.

Безусловно, ему было жаль бедняжку, на долю которой несправедливо выпало столько испытаний. Когда он в больнице подошел к ее кровати и сжал худенькую ручку, сердце его сжалось от горя. Он ведь не был чудовищем, вовсе нет. Ему по-настоящему, искренне было ее жаль, но… ей и правда было лучше умереть. Он ловил ее слишком усталый для ребенка взгляд и не мог выбросить из головы эту пульсировавшую, словно выброшенная на берег склизкая медуза, мысль: «Лучше бы тебе умереть. Не для меня, нет. Для самой себя тебе лучше бы уйти, малышка. Как ты вырастешь, неся в себе столько страданий? Как ты будешь жить среди нас с таким прошлым?»

Однако смерть девочки была избавлением от страданий не только для нее самой, но и для следствия. Теперь жертвы не было, не было главного свидетеля, и можно было подумать над вариантами. Конечно, предстояло еще разобраться с пятнадцатью мужчинами, задержанными по подозрению в преступлении. Их анализы уже направили на экспертизу, но центров по стране было немного, ему сказали, что результата, возможно, придется ждать несколько месяцев. Еще надо было тщательно оберегать тайну следствия от пронырливых правозащитников и журналистов. Немного времени, и общественность забудет про этот раздирающий разум случай, а со смертью девочки и некому будет про него напомнить.

А еще, умерев, девочка принесла избавление всему своему народу. Конечно, народ требовал наказать преступника, но то был не их народ. Это был левый, ничего не значащий народ из соседних республик и регионов. Какие-то общественники и блогеры, возомнившие себя вершителями судеб. Земляки же, к которым и стоило прислушиваться, молчаливо — а некоторые и вслух — требовали замять дело и более не полоскать доброе имя нации в помоях СМИ.

Мужчина задумчиво разглядывал суетившихся внизу людей. Для каждого из них преступление стало личным оскорблением. Каждый мужчина наверняка готов был голыми руками вырвать сердце чудовища, посягнувшего на святое. Но что двигало бы этим народным палачом? Только ли желание воздать по заслугам? Или же внутренняя боль за то, что его нацию, его гордость и вечную любовь опозорили на всю страну, будто девушке в хиджабе посреди улицы задрали юбку? Вырывая сердце чудовища, за кого больше бы мстил мститель — за поруганную честь девочки или нации? А если бы новость не распространилась чумой за пределы его родины, горел бы он таким же рвением или, опустив взгляд, прошел бы мимо этой ситуации и этой семьи, брезгливо косясь на этих женщин, как на разбросанный на улице овечий помет?

Мужчина покачал головой, мысленно дискутируя сам с собой, и вернулся к столу, взял телефон и позвонил в свой пресс-центр.

— Вы уже слышали, да? — спросил его пресс-секретарь.

— Да. Мне сообщили.

— Я подготовлю заявление?

— Да, но короткое. И все. На этом все. Больше никаких комментариев. Проследите за этим.

— Хорошо. Конечно.

— И проследите, чтобы эти двое, которых задержали, не вышли.

— Вы про мать и ее сожителя?

— Именно. Надеюсь, за них никто просить не будет?

— Нет-нет. За ними никто не стоит. Тейп от мамаши отрекся. Старики говорят, это вообще не их семья. Какая-то там история с усыновлением. Так что эти женщины к Мулиговым отношения не имеют. У матери-то и отец неизвестен, кто там наследил — мы не знаем. Может, она вообще не наших кровей.

Мужчина внимательно слушал попытки своего пресс-секретаря вывести женщин, у которых воспитывалась девочка, из числа земляков. Тот, как и большинство, не хотел принимать, что среди их женщин могли быть гулящие, жестокие и равнодушные. Если бы найти в их роду хоть каплю чужой крови — русской, казахской или какой еще — тогда появился бы символический «козел отпущения», мифическая причина, которая «объяснила» бы их поведение, не вязавшееся с образом скромницы и заботливой матери, нарисованным в голове любого мужчины. Наверняка Мулиговы были страшно рады узнать, что мать девочки росла без отца.

Мужчина, долго живший за пределами республики, не был столь очарован, но понимал пресс-секретаря и не мог упрекать. Он сам по молодости был таким горячим идеалистом.

— А что мужчина? Бакаев, да?

— Да. Мелкий жулик. Приторговывал наркотиками, отсидел за хранение и больше не попадался. Их тейп не влиятельный, за него просить никто не станет, но…

— Но?

— Но вы же понимаете: если осудить Бакаева, получается, мы признаем факт насилия.

— Да, получается.

— Мы сейчас пытаемся этого избежать.

— Почему? — мужчина не смог скрыть в голосе издевку.

— Ну… — замялся пресс-секретарь. — Потому что это позор для нас, вы же должны понимать. Нельзя, чтобы потом в нас все тыкали и говорили вон, мол, что у них в республике творится.

— Можно подумать, что в других такое не творится.

— Это другие. У них пусть творится. Пусть они это обсуждают и выставляют во всех новостях. Пусть поливают себя дерьмом. А у нас такое не должно быть на слуху. Этот человек — позор нашей нации, позор каждому нашему мужчине! Кстати, говорят, у него тоже прадед был то ли грузин, то ли армянин…

— Послушайте, — прервал мужчина новые генеалогические потуги своего служащего, — это неважно. Неважно, кто у него предки. Он воспитывался среди нас и рос среди нас. Он наш, это бессмысленно отрицать. Мы не будем афишировать процесс, но засудить его обязаны. Это наш долг перед девочкой.

— Вы не понимаете, — не сдавался пресс-секретарь, — будет лучше, если мы его отпустим. Скажем, мол, не было ничего, врачи ошиблись. Дело получило слишком большую огласку, чтобы можно было о нем умолчать. Наверняка журналюги все разнюхают и снова начнут обсирать нашу нацию, наших мужчин. И будем позориться по второму кругу.

— Мы опозоримся, если отпустим насильника.

— Вовсе нет! Какой позор, если представить так, что он не виновен и ложно оговорен?

— По-моему, это вы не понимаете. — Мужчина машинально взял ручку и нарисовал на лежавшем перед ним куске бумаги линию. — Мы опозоримся перед собой. Разве не это главный позор человека: поступить

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?