мне говорить, можно ли это квалифицировать умным ходом или нет.

* * *

— «Уравнение Анти-Жизни»? — спросил я Джуниора, снова чувствуя себя дураком. — Не всплывали какие-нибудь имена?

— Не уверен даже, что они называются именно так. Ракель почти всегда говорила просто УАЖ. Их гуру, или набоб, или как там его, называл себя хиппи-Распутиным. Один из них, из вайперов. Его зовут Хорда. Кто-то из руководителей студий, Трегер, или Милл, или одни их тех ребят помоложе, может, Брукхаймер, иногда подкармливал Хорду деньгами, но всё это было так-так. Насколько мне известно они прежде никогда и никого не убивали.

Джуниор снова заплакал и обхватил меня руками. От его смятой рубашки несло хлоркой. Я чувствовал, как он всем весом навалился на меня и боялся, что свалюсь и совсем тогда не смогу ему помочь. Нынче мои кости стали хрупкими. Я похлопал его по спине, отчего ни один из нас не почувствовал себя лучше. Но по крайней мере он меня отпустил и вытер лицо ещё влажным платком.

— Наши полицейские — прекрасные люди, — сказал он. Я не стал спорить. — В Пудл-Спрингс наименьший уровень преступности в штате. Мой любой контакт с ДППС был радушным и меня всегда впечатляла их эффективность и вежливость.

Сотрудники департамента полиции Пудл-Спрингс были настоящими тиграми, когда дело касалось поисков заблудившихся котят и благоразумного удаления пьяных бывших мужей с ярко освещённых лужаек перед домом. Можете мне в этом поверить.

— Им не так хорошо удаются расследования убийств, — сказал я. — Или дела о вампирах.

Джуниор кивнул:

— Это так. Не удаются. Я понимаю, ты в отставке. Боже мой, я представить не могу, какой ты старый. Но ты знаешь эту работу. Линда говорила мне, как ты всё умеешь, когда рассказывала о деле Уэйда-Леннокса[9]. А я даже представить не могу, с чего начать разгребать это месиво. Ты должен помочь мне ради неё. Ракель ещё жива. Еёне убили вместе с матерью. Они её просто увели. Я хочу назад мою маленькую девочку, живой и невредимой. Полиция не знает Ракель. То есть они-то знают… и в этом вся проблема. Они говорят, что относятся к похищению серьёзно, но я-то вижу по их глазам, что они знают о Ракель, о байкерах и о хиппи. Они думают, она просто сбежала с очередной кодлой уродов. Что Ракель вообще была в доме, для них — это всего лишь мои слова. А я всё думаю о моей маленькой девочке, о том, что песок уже высыпается. Песок пустыни. Ты должен нам помочь. Просто должен.

Я не стал давать обещаний, но начал задавать вопросы.

— Ракель говорила, что УАЖ хочет принести её в жертву. Что, хотели бросить в жерло вулкана, чтобы умилостивить богов?

— Они говорила по-разному. Например, «вознести». Но все эти слова означают «убить». Кровавое жертвоприношение, вот чего она боялась. Эти вайперы хотели крови моей девочки.

— Джуниор, я обязан спросить, поэтому не возмущайся. Ты уверен, что Ракель сама не является частью всего этого?

Джуниор сжал кулаки, словно мальчик, которого стукнул другой, но вполовину меньше ростом. Потом смысл сказанного дошёл до его разума. Я не занимался догадками, как ДППС, я задал важный вопрос, вынуждая его ответить мне честно.

— Если б ты слышал, как она говорит по телефону, ты понял бы. Она была в ужасе. Помнишь, она когда-то хотела быть актрисой? Загорелась всем сердцем, изводила себя уроками, ходила на кинопробы? Ей было тогда сколько: одиннадцать или двенадцать? Умная до чёрта, но под прожекторами каменела. Она не актриса. Она ничего не может изобразить. Она не может сказать ложь, чтобы это не было написано у неё на лбу. Ты знаешь про это так же хорошо, как и я. Моя дочь отнюдь не совершенная личность, но она ещё просто ребёнок. Она ещё образумится. В ней такой же железный стержень, как в её мамочке.

Я обдумал сказанное. Смысл в нём был. Единственный человек, которого Ракель удавалось обдурить, был её отцом, да и то потому, что он позволял себя обманывать из чувства вины. Она никогда бы не пришла ко мне за деньгами на бензин, если б Джуниор всё ещё поддавался на любое хныканье своей принцессы. И в другом он был прав — я видел игру Ракель Ольрич (которая хотела называться Амбер Валлентайн), и актрисой она была попросту никчёмной.

— Хорда, — сказал я более себе, чем Джуниору. — Начну с него. Я сделаю, что смогу.

* * *

Мохаве-Веллс едва ли пробуждались к жизни после наступления сумерек и когда светловолосая вайперша выскользнула из тьмы пустыни, все четыре живые существа в забегаловке — мама и папа за стойкой, дальнобойщик и я на табуретах — повернулись взглянуть. Она улыбнулась, словно привыкла к повышенному вниманию, но считала себя недостойным его, и зашагала между пустых столиков.

Девушка носила шёлковое белое миниплатье, застёгнутое на бёдрах переплетёнными стальными кольцами, голубой шарф, скрепляющий волосы, квадратные чёрные солнечные очки. Перемещаясь из пурпурных сумерек в чуть шипящий бело-голубой неоновый свет, её кожа показалась белой почти до обесцвеченности, но губы естественного ярко-алого цвета, волосы очень светлые. Она могла быть возраста Ракель, но с той же вероятностью ей могло быть и несколько сотен лет.

Я приехал в пустыню, чтобы найти вампиров. Здесь появилась одна.

Она уселась на краю стойки отдельно от нас. Я украдкой бросил взгляд. Она сидела на фоне надписи на оконном стекле: «Вайперов не обслуживаем.» Мама и папа — наверное, моложе меня, вынужден я признать — не пробовали выбить из-под неё табурет, но и не спрашивали, что ей подать.

— Дайте маленькой леди всё, что она захочет и внесите в мой счёт, — сказал дальнобойщик. Несколько квадратных дюймов его лица, не заросших бородой цвета соли с перцем, были покрыты обветренной кожей, текстурой и цветом напоминающей его же ковбойскую шляпу.

— Спасибо, но за себя я могу заплатить сама.

Голос был нежным и чистым со слабой тенью какого-то акцента. Итальянского, испанского или французского.

— РУ, ты же знаешь, мы не обслуживаем вайперов, — сказала мама. — Не обижайтесь, мэм, вы выглядите достаточно мило, но у нас здесь побывали и плохие экземпляры. И даже из самого замка.

Мама жестом показала на объявление и девушка повернулась на своём табурете. Она действительно заметила надпись только сейчас и щёки её залил очень слабый румянец.

Почти извиняющимся тоном она высказала предположение:

— Вероятно, у вас нет такой еды, в которой я нуждаюсь?

— Нет, мэм, такой нет.

Она соскользнула с табурета и выпрямилась. Облегчения явственно проступило