соотечественникам: «Я думаю о Ковентри и ничего не могу противопоставить очевидной истине - за все надо расплачиваться. Неужели кто-нибудь в Германии верил, что немецкие злодеяния, пример которым можно найти лишь в эпохе варварства, не будут равным образом отомщены?»

30 мая 1942 года тысяча английских бомбардировщиков, включая 230 тяжелых 4-моторных «Ланкастеров», обрушила 1,5 килотонны фугасных и зажигательных бомб на Кёльн. Посреди обуглившихся руин уцелела лишь громада Кёльнского собора - бесценное сокровище готической архитектуры. Но уцелела ненадолго - в одном из следующих налетов тяжелая авиабомба разрушила и собор. Через несколько дней после уничтожения Кёльна командующий британской бомбардировочной авиацией маршал Харрис обратился к немцам с заявлением, которое в миллионах листовок было сброшено с самолетов: «Мы будем появляться каждый день и каждую ночь -в дождь, в шторм и в снег. Вы не можете этому воспрепятствовать и вы знаете это. У вас нет ни малейшего шанса...»

В стратегическом тупике

Вернемся, однако, к событиям осени 1940 года. Военно-политические последствия поражения немецких ВВС вышли далеко за рамки частной оперативной неудачи. До этого момента Германия только наступала, била и разбивала своих противников одного за другим. Сама эта череда безостановочных побед действовала на очередную жертву как леденящий взгляд удава на кролика. Тем большим стал эффект от первого поражения Гитлера. Все, кто не потерял способность к трезвому размышлению, - а таковых было немало по обе стороны Атлантики, - увидели, что для оценки хваленых «орлов» люфтваффе лучше всего подходит русская поговорка: «Молодец среди овец, а супротив молодца - сам овца».

И не одними только морально-политическими переменами была чревата для нацистской Германии неудавшаяся попытка высадки на Британские острова. Фактически впервые с начала войны Гитлер оказался в ситуации стратегического тупика. Что было делать дальше? Вариантов оставалось немного, один другого хуже.

Повторить попытку? Не было ни малейших оснований надеяться на то, что в сезон осенних туманов и зимних снегопадов немецкая авиация сможет сделать то, что ей не удалось в солнечном августе против многократно уступающего в численности противника.

Задушить Британию удавкой морской блокады? Гросс-адмирал Редер подготовил план развития военно-морского флота, в соответствии с которым Германия через два года могла добиться превосходства на море над крупнейшим в мире Британским флотом. Правда, план не учитывал возможного вступления в войну Соединенных Штатов и требовал переключения промышленных, сырьевых и трудовых ресурсов на строительство боевых кораблей. На такое можно было пойти, но лишь в одном случае: если «линия разграничения государственных интересов СССР и Германии на территории бывшего польского государства» - именно так это называлось в соответствии с Договором о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года - останется «границей дружбы». Но кто мог гарантировать эту «дружбу» на два-три года вперед?

Казалось бы, Гитлер мог просто забыть о существовании упрямой Британии с ее неукротимым премьер-министром. В конце концов, Ла-Манш ничуть не хуже защищал Германию от высадки английской армии, чем Англию - от немецкого десанта (не говоря уже о том, что в 1940-1941 годах англичанам и высаживать-то было практически нечего). Но «забыть о Британии» означало смириться с фактом морской блокады Германии и зависимых от нее стран. Да, абстрактно рассуждая, Германия в гораздо меньшей степени, нежели островная Британия, зависела от морских коммуникаций; все необходимое можно было завезти по суше: из Советского Союза, транзитом через Советский Союз, из государств, находящихся в непосредственной близости от Советского Союза (нефть Румынии, никель Финляндии, железная руда Швеции). Другими словами, оказаться в абсолютной зависимости от дорогостоящих и непредсказуемых милостей Сталина.

Теоретически был еще один, средиземноморский вариант выхода из тупика: захватить Гибралтар, закрыть пролив и превратить Средиземное море во «внутреннее фашистское (германо-итальянское) озеро»; после этого высадить достаточно мощные сухопутные силы в Северной Африке и захватить нефтяные источники Ближнего и Среднего Востока. Звучит заманчиво (кстати говоря, некоторые пережившие войну немецкие генералы писали, что так и надо было действовать), однако испанский диктатор Франко, казалось бы, по гроб жизни обязанный Гитлеру, отказался принять участие в захвате Гибралтара. Даже пропустить немецкие дивизии транзитом через территорию Испании - и то отказался. Конечно, вермахт мог прорваться через Пиренеи и не спрашивая разрешения у Франко, но это означало создать еще один фронт и еще дальше на запад и юг загнать немецкую армию, обнажая открытую спину Германии перед дружеским топором Сталина.

Нет, совсем не случайно именно после поражения в «битве за Британию» Гитлер пригласил Молотова в Берлин. Перед принятием окончательного (и без преувеличения - судьбоносного) решения Гитлеру нужно было в конце концов понять: кто сидит в Кремле? Партнер или затаившийся враг? Переговоры, состоявшиеся в Берлине 12-13 ноября 1940 года, по сей день остаются неразгаданной загадкой истории Второй мировой войны. Что помешало двум диктаторам договориться полюбовно? Огромного «английского наследства», порядок и условия раздела которого Гитлер готов был согласовать со своим московским конкурентом, вполне хватило бы на двоих. Остается вспомнить лишь гипотезу покойного Игоря Бунича о неком таинственном «механизме самоликвидации», который Судьба встраивает в тоталитарные системы.

Мы не знаем - почему, но доподлинно знаем - как закончились переговоры Гитлера с Молотовым. Высокие договаривающиеся стороны разъехались с чувством глубокого недоверия друг к другу. Месяц спустя, 18 декабря 1940 года, Гитлер подписал Директиву № 21 (план «Барбаросса»). В первой же строке Директивы нацистскому рейху был вынесен смертный приговор: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». В войне на два фронта, против объединенной коалиции трех великих держав, Германия могла только погибнуть. И Советскую Россию нельзя было «разбить в ходе кратковременной кампании» - ее можно было только взорвать изнутри, но «механизм самоликвидации» уже всецело овладел сознанием фашистского главаря... Из стратегического тупика, созданного поражением в «битве за Британию», Гитлер вышел той дорогой, которая привела «тысячелетний рейх» к бесславной гибели, а его лично -к самоубийству.

СССР - Трейтий рейх: финал недолгой дружбы

Если август 1939 года может считаться «звездным часом» сталинской дипломатии, то ноябрьский (1940 год) визит Молотова в Берлин стал самым крупным ее провалом. Правду сказать, и ситуация в Европе к осени 40-го стала несравненно сложнее.

Бремя больших решений

Летом 1939 года «все козыри» были на руках у Сталина. У