Еще до появления холеры в Петербурге началась подготовка к изоляции Зимнего дворца. В октябре 1830 г. министр Императорского двора князь П. М. Волконский приказал обер-гофмаршалу Д. Н. Дурново: «В случае появления, от чего Боже охрани, болезни холеры в Санкт-Петербурге, Зимний дворец будет совершенно оцеплен, а потому я предлагаю Вашему Высокопревосходительству приказать заблаговременно сделать запасы на два месяца для продовольствия Пожарной и Рабочей команд».[1040] Таким образом, тогда предполагалось замкнуть Зимний дворец в строгий карантин, включая весь служительский персонал.[1041]

Тогда же отправили распоряжения в пригородные дворцовые города «о делании надлежащих распоряжений на случай холеры согласно предписанию Министра Императорского Двора от 1 октября 1830 г.». Эти распоряжения касались устройства временных лазаретов.[1042] О том, что Николай I держал эту проблему на постоянном контроле, свидетельствует его высочайшее повеление от 10 ноября 1830 г.: «Устроить в Петергофе временной лазарет в Экзерциц-зале противу Орла, где был кадетский госпиталь».[1043]

Замечу, что, когда из Москвы пришло известие о вспышке холеры, Николай I немедленно выехал в древнюю столицу. Его присутствие во многом способствовало прекращению паники и стабилизации ситуации. Затем император вернулся в Царское Село, проведя 11 дней в карантине в Твери.

Когда весной 1831 г. семья императора переехала сначала в Царское Село, а затем в Петергоф, эти дворцовые пригороды были оцеплены гвардейскими полками, расквартированными в деревнях,[1044] поскольку в дворцовых городах ввели режим жесткого карантина.[1045] С 17 июня по сентябрь 1831 г. жителям столицы запретили въезд в дворцовые резиденции. На дорогах по охраняемому периметру установили шлагбаумы с часовыми и приказом никого не впускать и не выпускать. Территорию между деревнями контролировали конные разъезды, «чтобы никто не прокрадывался».

Вместе с тем предписывалось «пропускать беспрепятственно через карантины… фельдъегерей, людей с разными припасами, мясом, живностью и другими вещами для Высочайшего Двора, кои будут иметь билеты от Уланского полковника князя Багратиона».[1046]

Все пакеты, доставляемые из столицы в Петергоф на пароходах, окуривались. Распоряжением Николая I (15 июня 1831 г.) вся находящаяся на дежурстве в Царском Селе и Петергофе прислуга не сменялась «впредь до повеления». Ключевые министры вместе со своим аппаратом также переезжали в дворцовые пригородные города. Так, по приказу Николая I от 17 июня 1831 г. министр иностранных дел граф К. В. Нессельроде переехал в Петергоф «с чинами канцелярии».

Первый холерный больной появился в Петергофском лазарете в конце июля 1831 г. 25 августа 1831 г. сняли карантин на Ораниенбаумской пристани. По официальным данным, в деревнях, примыкающих к оцепленному гвардией периметру вокруг Царского Села, холерой заболели: в с. Ижора – 73 чел., в с. Славянка – 8 чел. и в д. Пендово – 6 чел. Благодаря принятым мерам, вспышки холерной эпидемии в пригородных дворцовых городах удалось избежать.

Впрочем, в то время факт отсутствия холерной эпидемии часто связывался с Божественным провидением. Так, отсутствие холеры в Царском Селе связывали не с идеально чистой водой из Таицких ключей и плотным оцеплением войсками гвардии, а с заступничеством иконы «Знамение Божией Матери» в Знаменской церкви. После того как в 1848 г. Царское Село в очередной раз благополучно пережило холерную эпидемию, в 1849 г. икону покрыли драгоценной шитой ризой со множеством бриллиантов, жемчуга, бирюзы, аметистов, сапфиров, изумрудов и опалов. Самым крупным камнем на окладе был большой топаз в форме сердца, на котором вырезали даты «1831» и «1848» – даты чудесного избавления Царского Села от холеры.[1047]

Великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала, что «холера быстро распространялась вдоль по Волге. Ее еще не знали в Европе и думали, что можно ее сломить, как чуму, средствами дезинфекции. Как только она добралась до Петербурга, Двор замкнулся в строгий карантин. Никто не имел права въезда в Петергоф. Лучшие фрукты этого особенно теплого лета выбрасывали, также салат и огурцы. Кадетские корпуса одели своих воспитанников во фланелевые блузы. Им посылался чай и вино. Мы, дети, не понимали опасности и радовались удлиненным каникулам ввиду того, что наши учителя не могли покинуть город». Но, наряду с естественной тревогой, в царской семье летом 1831 г. случилась и радость: 27 июля 1831 г. в Петергофе императрица Александра Федоровна родила третьего сына – великого князя Николая Николаевича (Старшего).[1048]