Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попробуем оценить количество погибших. Линц (Linz, 1978) на основе данных, собранных Малефакисом, попытался подсчитать количество жертв политических конфликтов в период республики. У него получилась общая цифра чуть менее двух тысяч, причем он сам отмечает, что она «приблизительная, подлежит корректировке, вероятно, в сторону увеличения». В моих собственных подсчетах, основанных на приведенных в главе второстепенных источниках, я пришел к цифре в две с половиной тысячи, которая, вероятно, также несколько занижена. Только в астурийском восстании 1934 г. (его я рассматриваю ниже, в контексте социалистов) погибло полторы тысячи человек, еще тысяча стали жертвой ста разрозненных инцидентов, произошедших по всей Испании. При этом я попытался собрать воедино эти весьма сырые данные, поскольку авторы предыдущих исследований на основе первичных источников не предприняли, казалось бы, напрашивающейся попытки выяснить, кто кого убивал. Не могу отвечать за каждый конкретный случай и человека, но все же я провожу различие между левыми, правыми, полицией или военными властями — хотя среди погибших левых (и в меньшей степени правых) немало людей, далеких от сути разногласий (например, детей). Кроме того, я попытался разделить анархо-синдикалистов и социалистов/коммунистов. Местами это разделение получилось довольно грубым, поскольку не всегда понятно, кому подконтрольна была территория, была ли она оплотом социалистов или анархистов. В отдельную категорию я выделяю и фашистов — начиная со времени, когда они набрали популярность; то же касается и прочих гражданских консерваторов. Примерно в 150 случаях мне не удалось установить убийцу либо жертву; я также удалил из расчетов численности погибших 29 случайных прохожих и незначительное число политиков-центристов. Данные по оставшимся 812 политическим убийствам приведены в табл. 9.2.
В этой таблице, вероятно, настораживает отсутствие одной группы субъектов — этнической. Отыскалось лишь несколько каталонцев, басков или карлистов, выступивших в роли убийц или жертв в стычке с испанскими противниками. Характер чисток был преимущественно политическим, и даже порой пересекаясь с региональными конфликтами, они имели в своей основе радикально левые/правые мотивы.
Таблица 9.2. Исполнители политических убийств в период Второй республики и их жертвы Убийцы Жертвы Анархосиндикалисты Социалисты/ коммунисты Правые Фашисты Военные/ полицейские В целом Анархо-синдикалисты 1 4 20 18 70 113 Социалисты/ коммунисты 2 0 42 56 61 171 Правые 4 19 0 0 0 23 Фашисты 10 75 0 0 0 85 Военные/ полицейские 252 177 0 1 0 430 В целом 269 275 62 75 131 812Как видно из таблицы, наиболее ожесточенными были столкновения между полицией/военными и левыми. Фашисты вступили в игру в 1935 — начале 1936 г., когда также имело место небольшое количество жертв среди правых, и появилось несколько убийц других правых взглядов (почти сплошь карлистов). Но на самом деле полицию и армию нельзя считать нейтральной силой. Они были частью старорежимного государства и, соответственно, принадлежали к испанским правым — об этом свидетельствовало их участие в восстании 1936 г. От них смертельная опасность исходила в гораздо большей мере, чем от левых: вероятность оказаться убийцей у них была в 3,3 раза выше, чем вероятность стать жертвой; в то время как представители социалистов и коммунистов в 1,5 раза чаще, а анархосиндикалистов — в 2,4 раза чаще оказывались жертвами. Расправы носили несбалансированный, пристрастный характер: левые гораздо чаще становились жертвами, чем сами претворяли злодеяния в жизнь; последним занимались не «народные» объединения, а государственные органы. Таким образом, мы считаем неверными некоторые прежние трактовки кровавых событий в республиканской Испании. Так, Линц считает, что убийства совершали все стороны, Пейн (Payne, 1993: 360–364) возлагает вину по большей части на левых, мотивируя это тем, что убийства участились в конце 1934 г. и особенно в 1936 г. при правительстве «Народного фронта». Однако доля левых среди убитых гораздо больше, и как-то странно винить жертву.
Больше других пострадала от преследований НКТ. Они впрямую атаковали нанимателей и государство — и получали за это несоразмерно суровое возмездие. Таким образом, к 1935 г. анархо-синдикалисты переживали тяжелое время: большинство лидеров сидели в тюрьме, а остальные ожесточенно спорили друг с другом. Объективно угрозы общественному порядку они уже не представляли, разговоры о том, что они могут устроить революцию, были безосновательны. Вероятно, НКТ все же внесла свой вклад в подрыв устоев республики, отказавшись поддержать реформы. Конфедерация не участвовала в разрешении трудовых споров, земельной реформе и выборах, поскольку, как позднее вспоминал один из ее активистов:
…те из нас, кто не верил в политику, просто над этим смеялись. Мы знали, что политика — это всего лишь политика. При любом строе, будь то республика или любой другой, мы, рабочие, остаемся рабами своего клочка земли и своей работы (Fraser, 1994: 97).
Отказ НКТ участвовать в выборах 1933 г., вероятно, и привел к тому, что голоса ушли правоцентристам. Уже в 1936 г. лидеры НКТ, испугавшись, решили больше не воздерживаться, и в результате голоса анархо-синдикалистов, отданные за «Народный фронт», дали левым в этой ожесточенной предвыборной борьбе небольшой, но решающий перевес (Cancela, 1987: 144–145, 194–197, 260–275).
Теперь боевики НКТ встали плечом к плечу с социалистами и коммунистами (Balcells, 1971; Forner Munoz, 1982). Но было уже поздно. Именно враждебность НКТ стала главной причиной краха республики. Вдобавок ряд анархо-синдикалистов восприняли этот крах с ликованием: им открывалась дорога к «революции».
Анархо-синдикализм был