— Вы позволите мне ответить? — перебила его Анна, остановив на полном скаку. — Во-первых, сэр Томас, давайте проясним одну вещь. Все эти деревья растут на моих землях, а значит, они мои. Слуги рубили деревья по моему приказанию и должны были продать уголь тоже по моему распоряжению. Вы должны понимать, что в наши дни деньги дешевеют, и я уже не богатая женщина. Я не обязана объясняться с вами, но в качестве любезности скажу, что мне необходимы доходы от продажи древесины литейщикам, так что вы отдадите заготовленные бревна моим слугам. Нет, сэр Томас, я выскажу до конца то, что имею сказать вам! Что касается законов, не дающих мне права строить дома, я ничего об этом не знаю, но уверена: если бы я попросила разрешения на это у его величества короля, он дал бы его мне. Никогда не слышала, чтобы какому-нибудь лорду или леди не позволяли возводить дома для своих арендаторов!

Сэр Томас побагровел от злости:

— Мадам, вы и ваши слуги разрушаете поместье!

— Это моя забота, сэр, если, конечно, вы не заглядываете в будущее с мыслью, что оно может стать вашим.

Каварден сердито глянул на нее:

— Мадам, леса требуют разумного обращения. И моя обязанность следить за этим.

— И они — моя собственность. Я не позволю вам критиковать меня за действия, которые я совершаю для собственной выгоды и на пользу другим людям.

Сэр Томас еще немного постоял, кипя от ярости, потом развернулся и вышел, не говоря ни слова.

— Этого человека стоит опасаться, — заметила матушка Лёве. — Он амбициозен.

— А то я не знаю! — буркнула Анна.

Однажды после обеда, когда Анна плела рождественский венок для украшения стола, сэр Уильям Горинг попросил перемолвиться с ней словечком.

— Мадам, сэр Томас Каварден пожаловался, что ваши слуги портят хорошую древесину и рубят деревья без его разрешения.

— Им дано мое разрешение! — твердо ответила Анна. — Я уже обсудила с ним этот вопрос. Честно говоря, сэр Уильям, мне надоела самонадеянность этого человека.

— Да, мадам, он переходит границы дозволенного. Не переживайте, я убедил его отдать сорок подвод древесины, которые он задержал. Тем не менее он хочет, чтобы вы признали их подарком вам от него.

— Что? — Анна взъярилась. — Как он может подарить мне то, что и так мне принадлежит? Какая наглость!

— Я ему сказал об этом, миледи. Еще он просит, чтобы вы подарили фартук жене смотрителя парка в качестве компенсации за неудобства, доставленные рубкой леса.

— Мой ответ «нет», — заявила Анна. — В обоих случаях.

Каварден не собирался принимать «нет» за окончательный ответ. Он неохотно вернул лес, но с удвоенным пылом вступил в споры, когда Анна разрешила своим слугам срубить еще больше деревьев. Распря тянулась и тянулась, вызывая массу неприятных эмоций, особенно у слуг Анны, которые не хотели, чтобы их ругали за то, что они выполняют распоряжения своей госпожи.

Анна подумывала уже обратиться к королю, чтобы тот убрал Кавардена с поста управляющего Блетчингли, но узнала, что Генрих нездоров, и не захотела тревожить его. Однако сэр Томас не испытывал таких угрызений совести. Однажды незадолго до Рождества он исчез, а когда вернулся — триумфально размахивал документом с королевской печатью.

— Видите, мадам, — мерзким тоном проговорил он, — его величество понимает необходимость бережно обращаться с поместьем, особенно подаренным Короной. — Управляющий сунул бумагу под нос Анне.

Читая ее, она воспылала гневом. Генрих даровал своему верному сэру Томасу Кавардену переход права на владение Блетчингли вместе с прилегающими к нему землями и парками после смерти нынешней хозяйки.

Анну обуяла злость.

— Хоть вы и станете когда-нибудь хозяином здесь, сэр Томас, — прошипела она, — но, пока я жива, Блетчингли принадлежит мне, и вы будете управлять им так, как прикажу я. А теперь идите. Вы свободны.

Когда он ушел, глумливо ухмыляясь, Анна решила все-таки попросить короля, чтобы тот отстранил Кавардена от должности. Она была уверена: стоит Генриху узнать о дерзости этого человека, и он тут же отзовет назад свою дарственную. Решимость ее укрепилась, когда к ней явился сэр Уильям Горинг с прошением об отставке.

— Миледи, мне предложили место в личных покоях короля. Я тщательно все обдумал, потому что служить вам — это высокая привилегия, но в последнее время тут было слишком много раздоров. Вы понимаете, что я имею в виду…

Анна понимала, хотя сердце у нее упало. Камергер ей очень нравился.

— Конечно, вы должны принять предложение, сэр Уильям. Это большая честь. Известно ли, кто вас заменит?

— Я рекомендовал сэра Джона Гилдфорда, мадам. Вы, наверное, помните, что в этом году король назначил ему пенсию в знак признания его заслуг на службе у вас.

Сэр Джон, законник, заседавший в парламенте, занимал разные посты на королевской службе до того, как стал членом двора Анны. Это был умелый управляющий, надежный, обходительный и остроумный человек.

— Я уверена, он проявит себя наилучшим образом, — сказала Анна, — и все же мне жаль терять вас.

Когда сэр Уильям откланялся, Анна взмолилась, чтобы сэр Джон Гилдфорд оказался таким же стойким в отстаивании ее интересов в противостоянии с сэром Томасом Каварденом, присутствие которого портило ей все удовольствие от пребывания в Блетчингли. Жгучую досаду вызывала мысль, что после ее смерти он получит этот прекрасный дом. Анна решилась поехать ко двору сама и попросить короля уволить ненавистного управляющего. О, она расскажет Генриху правду!

1547–1549 годы

Январь начался густым снегопадом. Стоял холод, сквозняки гуляли по просторным покоям, вынуждая Анну запечатывать подтекающие рамы, к злорадному удовольствию Кавардена. Снег валил и валил, дороги стали непроезжими, потом с оттепелью покрылись водой. Анна не могла отправиться ко двору, а значит, с сэром Томасом приходилось как-то уживаться.

В начале февраля погода наладилась, и Анна решила завтра утром ехать в Уайтхолл.

Огонь весело потрескивал в очаге, комната наполнилась приятным запахом горящих яблоневых поленьев. Анна начала перебирать платья, раздумывая, в чем появиться при дворе. Пока она оттирала пятно с желтовато-коричневого бархата, матушка Лёве постучала в дверь и сказала, что прибыл королевский гонец и хочет видеть ее. Анна уже слышала топот его шагов на лестнице. Он даже не стал ждать, пока она спустится и примет его, а вошел в комнаты и опустился перед ней на колени:

— Миледи, я привез скорбную весть. Король умер.

Анна отбросила в сторону яркие наряды и облачилась в траур, который носила по своей матери. Она приказала всем служащим при дворе, включая судомоек и поварят, одеться в черное. Перечитывала полученные от короля письма и рыдала над ними. Достала подаренные Генрихом украшения и прижималась губами к холодным граням камней. Анна не могла поверить, что он ушел от нее — и от Англии. Что будет со страной, которая стала для нее второй родиной, под управлением короля-мальчика? Будет ли Англия протестантской страной, чего так боялась леди Мария? Будет ли юный Эдуард таким же добрым другом ей, каким был Генрих? Ожидать такого от девятилетнего мальчика, едва ее знавшего, — это слишком, — в смятении думала Анна.