Такому герою можно, конечно же, посочувствовать, но явно эта история не о его мудрости, а с точностью до наоборот: о том, как он слишком много о себе возомнил, а в результате сделал несчастными себя и окружающих. Любая симпатия, которую мы испытываем к профессору Преображенскому, Франкенштейну или Хиггинсу, не отменяет того факта, что в центре сюжета находится ошибка главного героя, поломавшего чужие судьбы в порыве гордыни.

Что же касается Швондера, то он, чисто по-человечески, ведёт себя по отношению к Шарикову и достойно, и гуманно: пытается устроить судьбу незнакомого парня, печётся о его образовании, трудоустройстве и правах… Его попытки ограничить профессора в жилплощади, если вдуматься, тоже ведь связаны не с корыстным желанием расширить собственную квартиру, а с большим количеством нуждающихся в жилье в Москве образца 1925 года, в чём нет вины Швондера, но он обязан эту проблему решать.

Начну с того, что трактовка эта – совершенно легитимная и допустимая. Примерно как “Обломов – загадочная русская душа, а Штольц – бездушная немецкая машина”. Или “Анна Каренина – жертва современной медицины, прописывавшей опиаты в качестве успокоительного для нервов, а её нелюбимый муж – стоик, достойный христианин и большой молодец”. Любая великая литература допускает прочтения, противоположные общепринятым.

Продолжу тем, что миф об антисемитизме Булгакова знаком мне примерно с детства. Поскольку сам я об этом услышал раньше, чем научился понимать хорошую литературу, много лет прожил с этим убеждением. И, естественно, находил подтверждения в самых разных текстах (включая диалог Иешуа с Пилатом про мать и отца). Но когда стал старше и перечитал, ни намёка на антисемитизм не увидел ни в одной из сцен, которыми это представление обосновывается. Включая тот самый диалог с Пилатом. Наоборот, увидел в “Белой гвардии” брезгливую нетерпимость к антисемитам, какими там показаны жестокие и трусливые петлюровцы, главные антигерои этой заслуженно запрещённой в/на Украине книги. Перечитайте 20-ю главу, о бегстве гайдамаков из Киева. Через сцену убийства безымянного еврея на Цепном мосту автор выражает там своё отношение к ним и их ценностям совершенно недвусмысленно.

Возвращаясь к профессору Преображенскому, надо заметить, что есть очень большой корпус текстов Дмитрия Быкова, где вопрос о собственной булгаковской позиции подробно анализируется. Например, “Воланд вчера, сегодня, завтра”. Если пересказывать схематично, то, по Быкову, профессор Преображенский не пытается быть Богом, он Им и является. Бог создал Человека, попытался вдохнуть в него смысл, добро и разум, но убедился, что затея обречена, – и отправил в расход материалы неудавшегося эксперимента. В Биб-лии мы встречаем такой сюжет многократно: Всемирный Потоп, Содом и Гоморра, истребление отступников в пустыне, разрушение Храма. В советской истории такими сюжетами являются Голодомор, коллективизация и 1937 год: эксперимент по созданию нового Человека признан неудачным, и Демиург отправляет под нож свои творения, не оправдавшие надежд. В “Собачьем сердце” таким демиургом является профессор Преображенский, в “Мастере и Маргарите” – Воланд, в окружающей Булгакова действительности – Сталин. Соответственно, “Собачье сердце” является совершенно сталинистским по духу произведением о неисправимости человеческой природы, и создателю лучшей из экранизаций вполне естественно оказаться сталинистом, заключает Быков (о режиссёре Бортко).

Открытым тут остаётся ровно один вопрос: как жить с этим знанием. Ведь мы привыкли использовать сентенции Преображенского и Воланда (“квартирный вопрос только испортил их”) как истину в последней инстанции, не задумываясь об альтернативном прочтении.

А вот так же дальше и жить, как раньше. Если профессор Преображенский потерпел неудачу в попытке цивилизовать своего Франкенштейна – это не делает его мысли о разрухе в головах менее ценными или неприменимыми к нашему времени. Профессор Преображенский всё равно мудрец, и нам, дуракам, сам бог велел у него учиться.

[18.04.2017. ЖЖ]

Эллендея Проффер Тисли – вдова умершего в 1984 году американского литературоведа, слависта и переводчика Карла Проффера – приехала в Россию, чтобы представить первое русское издание записок её покойного мужа. Книга, озаглавленная “Без купюр”, выпущена в 2017 году московским издательством “Corpus” и состоит из двух частей. Первая часть – сделанный Виктором Голышевым перевод книги Карла Проффера “Widows of Russia”, посвящённой встречам автора с “русскими литературными вдовами” Надеждой Мандельштам, Еленой Булгаковой, Любовью Белозерской, Лилей Брик и Тамарой Ивановой. Эти воспоминания Проффера прежде не издавались по-русски, но в США опубликованы ещё в 1987 году.

Вторая часть – “Заметки к воспоминаниям об Иосифе Бродском” в русском переводе Владимира Бабкова – текст, публикуемый впервые на каком бы то ни было языке. Это записи о советском периоде жизни Бродского (с которым Профферы познакомились в 1969 году в Ленинграде), его эмиграции и первых годах жизни в США. Над этим текстом умирающий Карл Проффер работал перед самой смертью, в 1982–1984 годах, но в изданный посмертно его сборник заметки не вошли: против публикации категорически возражал сам Бродский, которому остро не понравился его собственный образ в воспоминаниях умершего друга, редактора и издателя. “Заметки к воспоминаниям об Иосифе Бродском” стали той самой купюрой в корпусе текстов о поэте, от которой удалось избавиться лишь теперь – оттого книга и озаглавлена “Без купюр”.

Ранее, в 2015 году, то же издательство “Corpus” выпустило в переводе Голышева книгу воспоминаний Эллендеи Проффер Тисли “Бродский среди нас”. История о том, как Бродский запретил Эллендее публиковать воспоминания мужа о себе, там рассказывается. Почему-то думаю, что и её собственные мемуары он тоже запретил бы, только не с кем стола вертануть.

Это, впрочем, всё достаточно известные истории. При всей большой моей любви к Бродскому мне кажется, что Карла Рея Проффера и вспомнить, и прочесть сегодня важней из-за других сюжетов. И его рассказы о встречах в брежневской Москве, и вообще всю историю “гаражного” издательства Ardis Publishing, учреждённого в 1971 году Карлом и Эллендеей в далёком Мичигане и успевшего, до поглощения издательской группой Outlook в 2002 году, выпустить “на коленке” 400 названий книг по-русски, по-английски, на двух языках сразу… Ardis Publishing – это ярчайшая глава “тамиздата”.

В их изданиях, окольными путями просачивавшихся в СССР, я впервые читал Бродского, Набокова, Платонова, Пильняка, Сашу Соколова, Владимира Войновича, запрещённую или не издававшуюся в России прозу и поэзию живших там писателей. Именно в “Ардисе” вышло первое полное собрание сочинений Михаила Булгакова, которое в СССР мучительно готовилось к изданию, но по цензурным соображениям так и не случилось. Кроме того, они издавали русскую классику по-английски: протопопа Аввакума, Пушкина, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Достоевского, Сологуба, Иннокентия Анненского… Экономического смысла деятельность Профферов не имела: в США такие издания пользовались очень ограниченным спросом и не могли легально распространяться в СССР. Факсимильные издания сборников поэтов Серебряного века предпринимались больше для сохранения этих книг, чем для их распространения…