Саатпиен распахнул двери покоев сестёр, отступил в сторону, давая Лале проход. Она повернулась к Руну. В глазах её читалось много всего. Приязнь, тепло, желание объятий, чуть грусти и сожаления из-за нужды расстаться, чуть радости, что скоро снова в иных одеждах выйдет, и удивит его. Как всегда, была переполнена разнообразными чувствами.

– До встречи, любовь моя, – ласково произнесла она. – До следующего платья.

– Я буду ждать, – улыбнулся он.

Она тоже одарила его улыбкой нежною и скрылась. Закрылись вскоре двери. Рун снова в коридоре был один. Но он не ощущал себя одним. Душа его была полна до края её присутствием. Он даже рассмеялся почти беззвучно счастью своему. Ох, Лала. Что же ты за чудо. Собою целый мир затмила. Сейчас в нём только ты, и всё. Ни солнца не осталось, ни луны. Померкло небо, измельчали боги, став чем-то малозначимым. Лишь ты сияешь путеводною звездою. Загадочно устроена природа людских сердец. Они лишь половинка от целого, им надобно вторую. Когда находят, обретают смысл, без этого пуста жизнь и уныла. Любовь смысл бытия. Иного нет. И в этом гениальность высших сил, вселенную когда-то сотворивших. Зачем ради себя существовать? Ведь всё равно настанет время тлена. Но тлен не важен, если жил для той, что всех других была тебе дороже. Если с тобою счастлива была, если сияла радостной улыбкой, согретая теплом твоей любви. Тогда ты в этом мире был не зря. Вот истина главнейшая на свете. Которую постичь не суждено. Тому, кто не любил.

***

Яльса зашла в небольшую комнату, где на диване сидел, развалившись, начальник стражи Дэарнасах, с задумчивым видом. Яльса плотно затворила за собой дверь.

– Ну, чем порадуешь? – спокойно спросил Дэарнасах.

Яльса поглядела на него виновато и испуганно:

– Я с ним говорила. Наедине.

– И что?

– С ним сложно всё. Ни на кого и смотреть не хочет. Кроме своей феи. И подозрителен. К нему похоже много кто уж лез. Желая дружбы. Он сердится как будто теперь на тех, кто это предлагает.

– Ну, ты-то вроде не для дружбы должна была с ним завести знакомство.

– Так начинать-то надо издалече, – промолвила Яльса. – Когда б он был прожжённый жизнью муж, то да, тогда и без подходов можно. Он юноша неопытный, наивный. Влюблённый. В фею. Нужно осторожно, чтобы понять, как с ним себя вести, где слабые места, играя на которых, добиться от него расположенья.

– Ты тут не философствуй. Расскажи, как было.

– Я притворилась, что его не знаю. Не ведаю, кто он. И кажется ошиблась. Все говорят, он глуп. Считала, что не трудно будет к нему в доверие войти. Он сразу попросил меня уйти. Пришлось немного… в крайности пуститься. Сказала ему так, чтоб чувства пробудить, пускай недобрые, но сильные ко мне. Дабы запечатлеться у него в уме. Покрепче. Чтоб запомнил, чтобы думал. Чтоб вспоминал. Пускай осознает и интерес к нему мой, и своё влеченье. Ко мне. Из этих мыслей исходила. Но почему-то пробудила лишь жалость у него к себе. Он странный. С ним потребуется время.

– То есть результат-то нулевой? – в голосе Дэарнасаха послышалось недовольство.

– Не нулевой, мой господин, – робко возразила Яльса. – Я теперь лучше понимаю, как с ним себя вести. Но это будет нелегко. Я фее не чета. А он… он недоверчив очень. Когда бы их поссорить с феей. То может быть сам прибежит. Чтоб ей больнее сделать, или чтоб утешить себя с другой. Иначе… трудно будет. И не быстро. Простите, господин.

Дэарнасах встал. Подошёл к Яльсе неспешно. Она вся сжалась:

– Вот дура! – он отвесил ей оплеуху, так что она упала, заплакав. – Всего-то надо соблазнить деревенского дурака. Что может быть проще!? Никакого от тебя толку.

– От меня есть толк! – сквозь слёзы проговорила Яльса, всхлипывая, сидя на полу. – Если всё так просто, зачем я вам? Такие господа разумные учёные сами нечего с ним сделать не можете, а на Яльсу гневаетесь. Я не волшебница.

– Не дерзи, – равнодушным тоном велел ей Дэарнасах.

Яльса замолчала, только всхлипывала тихо, не поднимаясь. Дэарнасах глядел на неё задумчиво.

– Ну может ты в чём-то и права, – признал он. – Чего я от тебя хочу. Дешёвая девка. Но всё ж таки надеялся. Он деревенщина, дурак. И юноша, а значит кровь кипит.

– Может ещё и выйдет, – поведала Яльса, утерев слёзы. – Я ему повод дала, как будто благовидный, для измены. Мужчины часто ищут оправданья своей неверности, быть может и придёт. Но может быть и нет. Уж больно недоверчив. Только он, господин мой, совсем не дурачок. Видала я немало дураков, он не из их числа. Пожалуй малость странноват. И всё.

– Ну, это уже частные детали, – сказал Дэарнасах. – Насколько глуп он, мне неинтересно. Мне нужен результат, и только. Не упусти, коли придёт.

– Коли придёт, то уж не упущу, – заверила Яльса. – Но всё же, я считаю, господин, не помешает и с другой девицей попытаться. Он недоверчив, просто так не подобраться. Тут или очень постепенно надо, не торопясь, не торопя события, иль надо всё подстроить так, чтоб он как будто спас её, тогда она ему признательною станет, и у него не будет повода не верить и прогонять её немедля от себя. К примеру, может стоит притвориться расстроенной, расплакаться вблизи, чтобы он мимо шёл и начал утешать. Вот как-то так, напором не возьмёшь. И мне теперь он будет верить меньше, чем прочим девушкам, кого ещё не знает. Со странными, мой господин, сложней всего. Их не поймёшь, чего они хотят.

– Ценю твои советы, – не без сарказма проронил Дэарнасах. – На тебе за труды.

Он кинул на пол несколько серебряных монет. Они покатились, Яльса бросилась собирать их. Дэарнасах смотрел на это с толикой презрения.

– Ступай домой, – приказал он. – Больше пока к нему сама не суйся. Кажется у милорда появились более интересные варианты. Придёт, тогда действуй. Сама не ходи к нему, поняла?

– Всё поняла, – ответственно кивнула Яльса, поднявшись.

Она поклонилась и вышла, закрыв дверь. Дэарнасах вернулся на диван. Сел.

«Что-то произошло», – размышлял он. – «Милорд уже не озабочен. Наоборот, с довольной миной ходит. И не торопит, и не требует отчёта. И ничего не говорит. Как будто уверился в успехе неизбежном. Тем лучше, меньше спрос с меня. За неудачи. Принесли же черти на наши земли эту фею. Опасности сулит знакомство с ней. Плебей вон ходит горделиво. Однако скоро перестанет. Настанет очередь милорда. Гордиться. В вожделении своём он и не думает, что тоже превратится в цель