— Подождите! — крикнул Антон, когда она помчалась обратно к лифту. — Разве вы не хотите взглянуть на мои опыты?

Она отыскала обратную дорогу в приемную через лабиринт коридоров. Русалка-секретарша слегка испугалась при виде нее и снова предложила ей чай.

— Нет, спасибо. — Поппи с трудом заставляла себя говорить. Что-то словно визжало ей в ухо, наказывая бежать отсюда со всех ног. Она села, барабаня пальцами по нераскрытому журналу. Ее привели сюда, как племенную телку, на смотрины. Но если ее даже и выдадут за этого длинного недоумка, у нее нет иллюзий насчет того, которого из бычков она будет ублажать. Она прочла это в холодном, удовлетворенном взгляде Чемерицы-старшего.

И это существо в наполненной паром комнате...

Поппи встала, и ей показалось, что она сейчас упадет в обморок, если немедленно не побрызжет в лицо холодной водой. Но она удержалась на ногах и пошла к двери.

— Куда же вы, госпожа? — воскликнула секретарша. — Вам не подобает ходить по дому одной.

Поппи открыла дверь в коридор.

— Передать что-нибудь вашему отцу?

Поппи захлопнула за собой дверь.

Караденус Примула вошел в палатку с лицом обвиняемого, приведенного на суд. Нет, не так: скорее с лицом короля, призванного к ответу простолюдинами, подумал Тео.

— Вы здесь уже несколько дней, — сказал эльф, — а мой долг до сих пор не уплачен. — В его голосе звучала не отражавшаяся на лице забота, и Тео сразу смягчился.

Он, наверное, ничего не может с этим поделать — так его выдрессировали в какой-нибудь привилегированной школе. Хотя он уж слишком чопорен даже для Цветка.

— Я же говорил, что не хочу принуждать вас.

— Говорили — но меня, если быть откровенным, угнетает скорее сознание собственной неправоты, чем какое-либо принуждение с вашей стороны, мастер Вильмос.

— Тут, кажется, навонял кто-то? — осведомилась госпожа Колика. — Или упомянул о принципах чести? В любом случае тут становится душновато для пэков — мы ведь понятия не имеем, что это за штука такая, честь. Пойду-ка я прогуляюсь. Колышек, не хочешь ли мне помочь найти Стриди? Я его не видала с самого завтрака — как бы кто из твоих дружков-гоблинов не обдурил его и не отобрал у него башмаки.

— Гоблины никого не обдуривают, — нахмурился Колышек.

— Кроме тех, кто сам на это напрашивается, — так, что ли? Допустим. — Колика сунула в рот сигару, зажгла ее, вызывающе щелкнув пальцами, и удалилась, оставив за собой шлейф густого, как патока, дыма. Колышек, ворча, поплелся за ней.

— Эта пэкона всегда пытается шокировать меня — без особого, впрочем, успеха, — сказал Примула с тенью улыбки, когда оба вышли. — Они славные, ваши друзья.

— Они были добры к нам, но я пока недостаточно хорошо их знаю, чтобы назвать своими друзьями. Извини, Кумбер. Не обижайся, но я правда никак не разберусь, как все здесь устроено. — «А Кочерыжка? — спросил себя Тео. — Она была тебе лучшим другом, чем те, которых ты называл так годами». Но ему сейчас не хотелось думать о Кочерыжке, и он сказал: — Да, кстати — можно вам предложить что-нибудь? Многого не обещаю, но бутылка вина из одуванчиков у Колики под одеялом точно припрятана.

— Спасибо, не надо. — Примула нашел относительно свободный угол и сел. Он был грациозен во всем, что делал, но явно не чувствовал себя удобно в этом захламленном и, что уж там скрывать, неважно пахнущем помещении. Тео спросил себя, стоит ли рассказ об Эйемоне подобных лишений.

— Вы в самом деле знали моего двоюродного деда? Вернее, человека, которого я считал своим родственником?

— Мне уйти, Тео? — спросил Кумбер.

— Нет, останься, пожалуйста. Ты уже один раз спас меня и лорда Примулу от последствий этого... недоразумения. В мире эльфов ты у меня вроде гида-переводчика.

Примула сделал незнакомый жест, сведя почти вплотную обе ладони.

— Я тоже благодарен вам, мастер Осока. И если вам так удобнее, мастер Вильмос, вы можете называть меня Примулой или даже Караденусом.

Тео не удержался от смеха.

— Идет, но тогда и вы зовите меня не мастером Вильмосом, а Тео. Итак, продолжим. Расскажите, как вы познакомились с Эйемоном Даудом.

— С тех пор прошло порядочно времени — было это, кажется, между двумя последними войнами. Я его встретил на одном званом вечере.

— «Между последними двумя войнами»? Должен напомнить, что я в эльфландской истории не очень силен. Что это за войны и когда они происходили?

— Между завершающей Великанской войной и самой последней из Цветочных. Не считая этой, — с затвердевшим лицом добавил Примула. — Да падет злодей Нидрус Чемерица в Колодезь за то, что снова обрек нас на эти страдания!

— Около двух с половиной веков назад — по нашему времени, — внес свой вклад Кумбер.

— Господи Боже, Стало быть, на тридцать — сорок наших лет у вас приходится вчетверо или впятеро больше?

— Разница не всегда вычисляется таким простым способом, — напомнил ему Кумбер.

— Как бы там ни было, это произошло в так называемые Годы Расцвета, — возобновил свой рассказ Примула. — Сейчас на них смотрят как на золотой век, время высокого уровня жизни и волнующих перемен. Я тогда, конечно, был намного моложе, но все-таки думаю, что дело обстоит не так просто. Большинство верит в это только потому, что хочет верить. Тогдашний воздух кружил головы многим. Король и королева погибли во время войны, однако же все испытывали облегчение. Город устоял, Эльфландия сохранилась, жизнь, как казалось, шла своим чередом, и недавние страхи понемногу забывались. Сейчас это трудно себе представить, но поймите, тогда никто не мог припомнить такого времени, когда Оберон и Титания не правили бы страной, — даже в библиотеках не было книг о таком времени! И когда их не стало, а жизнь и порядок между тем не рухнули, то все, само собой, испытали облегчение и предвкушение чего-то нового. Перемены, вводимые Цветочным Парламентом, совпадали, казалось, с общими желаниями — создавалось впечатление, что король с королевой сдерживали прогресс самим своим существованием, и только теперь все начало бурно развиваться. Тогда еще не все уяснили, что парламент управляется, в сущности, Семью Семьями — а мы, молодежь, и вовсе не имели об этом никакого понятия. Наша семья входила в правящую семерку, и я ведать не ведал, что другие не так уж счастливы, — не замечал нищих на улицах, не задумывался о том, что война с великанами многих лишила домов и имущества. И сегодня среди оставленных в живых Цветов есть, вероятно, такие, которых совершенное Чемерицей зло не слишком волнует — они живут себе дальше и думают о том, кто в этом году завоюет Строевое Знамя. Еще лет через сто никто и не вспомнит о нынешних жертвах и разрушениях.

Тео невольно подумал о скучающей Поппи Дурман с ее школьническим цинизмом.