Когда расстояние между кораблями сократилось до одного полета стрелы, Всеслава и другие пассажиры спустились в трюм. Проходя вдоль борта, девушка кинула последний взгляд на русские ладьи. Хотя оба атакующих их корабля походили на те, на которых в землю вятичей пришел Святослав (подобные им еще потом рубили для дружины Неждана), в очертаниях снекки сквозило что-то смутно знакомое, словно в лице человека, которого когда-то знал. Впрочем, кому бы ни принадлежала ладья, с ее борта исходила смертельная угроза, которой корабельщики андалузского купца не могли противостоять. Схватка получилась короткой, ибо оказалась проиграна еще до того, как ножны покинул хоть один меч. Похоже, Силы Небесные и в самом деле отвернулись от хазар.

Когда наверху все стихло, а затем победно грянули голоса, прославляющие Перуна, Белого Бога и князя Святослава, Давид приподнялся на постели, повернувшись к Всеславе:

— Я должен сказать тебе что-то важное. Я понимаю, что сейчас это уже не имеет значения, но я хочу, чтобы ты знала: мой брат и твой возлюбленный жив… Я видел его во время битвы, а отец даже говорил с ним. Я хотел тебе рассказать об этом сразу, но отец запретил, а потом мне уже не хватило духу.

Он хотел добавить что-то ещё, но зашелся мучительным кашлем и в изнеможении откинулся на подушки. Всеслава даже не повернулась ему помочь. Застыв в оцепенении, она вспоминала булгарский сон: если попытаешься спасти Давида, Неждан останется жив. Вещее сновидение сбылось. Вопрос, какой ценой. Ай да Иегуда бен Моисей, ай да заботливый отец, ай да любящий свекор! Стало быть, он знал, что пророчество касалось его другого сына, но решил ещё раз поспорить с судьбой. Конечно, Неждан сам отрекся от родства, а её и старейшины, и предки сызмальства обручили кагану. Но, всё-таки, правду говорят на Руси: нет у хазар чести и совести!

Когда слетела с петель высаженная мощным ударом дверь, Всеслава, удручённая своими раздумьями, даже не пошевельнулась. В проеме остановился высокий и еще по-юношески долговязый воин в знакомом доспехе и клёпаном шлеме, из-под которого выбивались непослушные светлые волосы. Он не увидел Давида, скорбную тень на измятой постели, не попытался увернуться от кинжала, брошенного Рахимом, острие чиркнуло по оплечью и вонзилось в стену, не заметил ребе Ицхака, съежившегося в углу над свитком Торы. Он смотрел на княжну и не произносил ни звука. Губы его шевелились, вознося беззвучную молитву Белому Богу, а правая рука многократно чертила в воздухе крестное знамение. Наконец он пришел в себя и повернулся к воинам, выглядывающим из-за его спины:

— Скажите дяде Харальду, мы возвращаемся на Русь!

Соколиное знамя

Хотя Харальда Олафсона, так же, как деда Арво, за мудрость называли Альвом или эльфом, он носил на груди тяжелый серебряный крест, подаренный ему при крещении в городе Руане. В отличие от своих соотечественников, приходивших в земли франков и англов ради грабежа, он счел за честь отдать свой меч правнуку конунга Хрольфа, герцогу Нормандии Ричарду, несмотря на молодость прозванному Бесстрашным. Под его знаменами он оборонял герцогство как от посягательств графов Шартрских, Анжуйских и Фландрских, так и от набегов диких викингов. По его повеленью отправился на другой конец земли в Великий Булгар. Пошел бы еще дальше, да не сумел удержаться: присоединился к походу Святослава на хазар, считая его делом богоугодным. В отличие от императора Оттона, герцоги Нормандии хазарских единоверцев не жаловали: за долю в добыче те открывали викингам ворота городов.

Впрочем, помимо желания восстановить на земле равновесие и справедливость, Харальд шел в бой, а под стенами Итиля он сражался в рядах Большого полка и показал умение и доблесть не хуже Икмора и дядьки Войнега, повинуясь зову крови. Нажив под покровительством герцога Ричарда немало добра и получив от него в дар плодородные земли, он не имел, кому это все оставить. Благие боги никак не желали даровать ему детей. В войске же Святослава, как он узнал, сражался сын давно погибшего брата.

— Конечно, я знал Хаука Олафсона, — кивнул Лютобор Хельги, когда услышал, о ком идет речь. — Он меня в Нове городе вместе со старым Асмундом в ратной науке наставлял. Потом позвал служить басилевсу, помогал ставить ладьи и людей снаряжать. Когда он погиб, я не мог оставить его сына в беде.

— И где же сейчас Инвар Хаук (Хаук младший)?

Лицо Хельгисона помрачнело. Как он мог поведать о том, что его лучший отрок отправился на смерть в Итиль.

Когда же Инвар вернулся, стрый Харальд тотчас же повел с ним разговор о новой земле, на которой его соотечественникам благодаря усилиям потомков конунга Хрольфа удалось закрепиться и которая в память о старой родине зовется Нормандия. Юноша поначалу вежливо намекнул, что у него уже есть земля, которую он считает родной. Но когда у него на глазах погибла жестокой смертью все еще любимая им Войнега, когда его меч, изведав крови Мстиславича, так и не принес исцеления опаленной душе, он сам подошел к наставнику с просьбой отпустить.

Хельги возражать не стал. Нормандия это хоть и край земли, но всё-таки не иной мир, да и Харальда Олафсона можно было понять: зачем воевать за землю, если ее некому передать. Чтобы воздать Инвару должное, Хельгисон подарил ему на добрую память корабль — ту самую снекку, которую ему самому помогал снаряжать Хаук Олафсон, на которой они с Инваром вернулись из Царьграда. Дружина тоже нашлась. В русском воинстве оказалось немало урманов, молодых и не очень, которые решили, что чем пытать счастья с мечом в море и на суше, лучше осесть на земле среди соплеменников и эту землю сообща оборонять.

Оказавшийся в ту пору на берегах моря Хвалисского арабский путешественник ибн Хаукаль, собирая от беженцев из каганата сведения о походе руссов на хазар, не разобравшись, написал, что часть воинов Святослава отправились в Рум и Андалус. Отчасти он не погрешил против истины, ибо морской путь на новую родину проходил для урманов мимо этих земель. Однако до того им следовало перебраться с Итиля на Большой Дон, спуститься по реке и Меотийскому озеру до Самкерца, зайти в Корсунь и уже потом править на Полудень. Этой же дорогой собирались воспользоваться и те дружины, которых князь с казной и сокровищами каганата отправлял на Русь. С тем же караваном везли вверенных попечению новгородской боярышни раненых. Хотя Святослав и старый Асмунд предприняли все меры, необходимые, чтобы обеспечить безопасность людей и имущества, в