Бабур, благодари судьбу — щедра она была:

Твой новый дом — великий Хинд — она тебе дала.

Пусть отправляется в Газни жары и солнца враг.

Туда холодных слабаков судьбина увела.

Хиндубек пришел в восторг. Ходжа Калонбек и впрямь любил напускать на себя холодный, надменный вид, скромностью не отличался, считая, что видит дальше других.

— Перепишите-ка, на три свитка, — сказал Бабур. — Один послать вслед за Ходжой Калонбеком. Второй возьмете вы, Хиндубек, — дайте почитать бекам и нукерам, повторяющим бейт Калонбека. Посмотрим, кто одержит верх в этой мушоире.

Бабур почувствовал, что выстрел его получился метким, когда однажды сам услышал, как одному беку, что начал плакаться на жару, другие посоветовали «поехать в Газни» — «туда холодных слабаков судьбина увела»…

3

Тахир после битвы при Панипате месяца три не мог подняться на ноги. Лекарь, посланный к нему из дворца, смог еле-еле победить своим искусством раны-порезы, но с трещинами в ребрах и раздробленных костяшках рук ничего не сумел сделать. Боль не отпускала Тахира ни днем ни ночью. Крепкий воин, Тахир изо всех сил сдерживался, чтобы не оглашать стонами маленький дворик в Агре, где он жил со своим преданным Маматом. «Наверное, из хижины этой вынесут меня уже в гробу», — нередко подумывал Тахир.

Как раз тогда мавляна Фазлиддин привез из Кабула сына Тахира Сафара, который закончил медресе и стал мухандисом. Порасспросив мастеров-индийцев, работавших на строительстве, они разыскали одного знаменитого лекаря и привели его к Тахиру. Мавляна Фазлиддин слышал о том, что лекарь умело врачует переломы, а еще и про то слышал, что он хорошо относится к беднякам. Значит, и ум, и сердце у человека хорошие.

— Сахиб Байджу, — сказал лекарю зодчий, — племянник мой Тахир не рожден беком, он из трудолюбивых дехкан, все усердие свое отдавал кормилице-земле. Я был против того, чтоб он становился нукером. Говорил я тебе в Оше, Тахир-джан, верно?

— Ох, напрасно я не послушался тогда вас, дядя мулла, — вздохнул Тахир. — Стал беком, возомнил о себе невесть что…

Мавляна Фазлиддин, перемежая персидские слова словами на урду, изложил наконец главное:

— Племянник мой хочет уйти из круга жестоких беков и нукеров, только и думающих о войне и разбое. Он хочет заняться мирным трудом. Как Мамат, который работает по закладке садов. Как вы, досточтимый табиб… Прошу вас помочь моему племяннику!

— Знаю, вы прибыли в нашу страну не с военными целями, мавляна сахиб, — ответил Фазлиддину Байджу. — Из уважения к вам, зодчий, я окажу вашему племяннику посильную помощь.

В течение месяца Байджу лечил Тахира. Своими чуткими пальцами определив места переломов, он действовал терпеливо и искусно — руками своими, перевязками, какими-то жидкостями. Ни капли крови не потерял за время лечения Тахир. Как к своим собственным привык к светлым ладоням врача и худощавым смуглым его пальцам.

От платы Байджу отказался. Выздоровевшему Тахиру сказал:

— Вы поднесли мои руки — руки табиба — к своим глазам… Этот знак вашей благодарности.

— Нет, нет, я должник ваш до конца дней! — воскликнул Тахир.

— Как знать, может быть, я сейчас расквитался с одним своим долгом…

И после долгих уговоров, после того, как Фазлиддин и Тахир обещали никому не пересказывать то, что они услышат от него, Байджу поведал о своем брате — погонщике слонов. При Ибрагиме Лоди брат не нашел себе работы в Агре и уехал в Пенджаб. Он прослышал, что шах Бабур убил многих наших людей, и тогда он поклялся самому себе: «Я не пущу этих чужаков в родные края!» Нанялся в проводники к вражескому войску и завел его в болота, в непроходимые джунгли.

— Подождите! — Тахир вспомнил Лала Кумара. — Его слон изувечил тогда двух наших нукеров. Проводник бежал. Но, признаюсь вам, он восхитил меня своей смелостью. Не побоялся целого войска! Мы думали, что и он сам не сумел выбраться из болот и лесных дебрей. Значит, выбрался? Жив?

— Жив, но боится явиться в Агру… Нехорошо, что мой брат нанес увечья вашим нукерам, но, может быть, то, что я вылечил сахиба Тахира, смягчает хоть отчасти прежний наш грех перед вами?

Фазлиддин и Тахир запротестовали:

— Сахиб Байджу! Защищать родину — и столь самоотверженно — не только не грех, а доблесть!

— Благодарю вас, друзья, за эти слова! Но доблесть не дает пропитания. Брат вынужден скрываться в собственной стране. Нет работы, и нечем кормить детей.

— Ваш брат работал на стройке?

— Да, он научил слона таскать камни и бревна.

— Тогда пусть приходит ко мне. Ведь мы сейчас переучиваем на мирный лад даже боевых слонов!

— Брат мой слышал об этом. Он, как и все мы, ра» дуется, что ваш шах тратит деньги, богатства на благоустройство городов, те самые деньги, которые прятал Ибрагим Лоди. Но боюсь, все же очень боюсь, как бы не попасть брату в руки властей… Сахиб, — обратился лекарь к мавляне Фазлиддину, — наши люди слышали, что шах ваш уважает вас, что вы руководите всеми крупными стройками — и здесь в Агре, и в Дехалпуре, и в Секри. Может, выпросите у шаха Бабура прощение моему брату?

Фазлиддин отрицательно покачал головой:

— Хотя мирза Бабур большой поэт и просвещенный человек, но знаете пословицу: «Всегда опасно подходить близко ко льву и падишаху?«…Пусть-ка лучше ваш брат изменит свое имя и внешность.

— Он это сделал. Сейчас его зовут Кришан. Отпустил бороду во всю грудь.

— Очень хорошо. Тогда приводите его через неделю ко мне. Не сюда — в Дехалпур. Там сделаем так, что никто не узнает о его прошлом.

4

В месяц саратан, когда в Агре начинают лить дожди, сопровождаемые ветрами, Тахир пришел во дворец к Бабуру.

Шах едва узнал своего верного бека: борода и усы Тахира сильно поседели, плечи потеряли напряженность, будто изнутри стали полыми, обвисли. К старому шраму вдоль щеки прибавились новые — будто заплатки — на подбородке и на шее.

— Благодарение аллаху, вы уже выздоровели, бек, — намеренно бодро обратился Бабур к Тахиру. — Хорошо, что из Кабула приехал ваш дядя.

— Да, видно, бог послал мне его… спас он меня.

— Ну, а когда вернетесь ко мне на службу, бек? Правая рука у Тахира не сгибалась, плохо повиновалась шея: если нужно ему было посмотреть налево или направо, приходилось поворачиваться всем туловищем.

— Увы, я уже не гожусь в телохранители, мой хазрат.

— Не о том веду речь… Хотел бы видеть… тебя… среди приближенных, среди самых близких мне беков.

— Нет, я не смог стать беком… А теперь и не