того, что Оруэлл глубоко скептически относился ко всем крупным организациям, исповедующим социалистические принципы, "он уже видел мир усталыми глазами". Юмор, который иногда пронизывал его работы, был обманчив. С нашей первой встречи я понял, что на самом деле он не считает жизнь очень смешной".

Но уныние, которое Рейнольдс обнаружил в комнате в Престон-Холле, имело конкретную причину. Вынужденный постельный режим означал, что большинство планов Оруэлла было приостановлено. Возможно, в его голове уже кипела работа над "Воздухом" - он мог бы начать ее в августе, говорил он Коммон, - но Эйлин признавала, что "будущее остается очень туманным". Даже когда его выписали, было ясно, что состояние его здоровья не позволит немедленно вернуться в Уоллингтон. Ходили разговоры о коттедже в Дорсете, но средств было мало: В письме Эйлин Кинг-Фарлоу благодарит его за то, что он прислал "эти деньги вместо того, чтобы предложить" - другими словами, преподнес им благотворительный свершившийся факт вместо того, чтобы дать возможность вежливо отказаться от предложения финансовой помощи. Его настроение улучшилось, когда его перевели в Новое общежитие, своего рода дом на полпути на территории Престон-Холла для выздоравливающих инвалидов, которым грозила выписка. Здесь ему разрешили посещать окрестности, ходить в церковь Святого Петра, приходскую церковь Эйлсфорда, ездить на автобусе в Рочестерский собор и потакать своему пристрастию к прогулкам на природе. Один из пациентов вспоминал, как он встретил его на сенокосе, пристально наблюдая за парой гусениц, ползущих по ветке.

Когда Лидия Джексон навестила дом летом, то проявилась совсем иная настороженность. Она обнаружила мужа своей подруги на лужайке, полностью одетым, лежащим в шезлонге, но желающим прогуляться по территории. Как только они оказались вне поля зрения санаторных зданий, возникла "неловкая ситуация", когда Оруэлл остановился на своем пути и обнял ее. Мемуары, в которых Лидия в своем профессиональном качестве Елизаветы Фен, переводчицы Чехова, оглядывается на эту встречу, совершенно беспристрастны. Оруэлл был ей не слишком симпатичен, как она старательно объясняет, а отсутствие физической привлекательности усугублялось его истощенным состоянием. Более того, она считала свою верность Эйлин превыше всего. Рассматривая этот эпизод как каприз больного человека, к которому не стоит относиться с наименьшей серьезностью, она не решается сопротивляться: "Но почему я должна отталкивать его, если поцелуй меня доставил ему несколько мгновений удовольствия?". После короткой и безрезультатной паузы прогулка продолжилась.

Мы снова возвращаемся на территорию Дороти Роджерс: что, по мнению Оруэлла, он делал? Ответ, по-видимому, заключается в том, что, какие бы эмоции ни вызывало его заключение в Престон-Холле, он оставался тем, кем был до женитьбы: сексуальным оппортунистом, готовым попытать счастья с любой привлекательной женщиной, которая попадалась ему на пути, не стесненным большинством моральных условностей эпохи и с таким же удовольствием, когда был холост, пытался оторвать Элеонору Жакс от Денниса Коллингса, как, будучи женатым, делал ухаживания за одной из лучших подруг своей жены. Если есть подозрение, что нападение Оруэлла на Лидию Джексон могло быть ответом на похождения Эйлин с Коппом, то это была прелюдия к серии внебрачных приключений - реальных или вымышленных - которые продолжались на протяжении 1940-х годов. Мы знаем, например, что у него были отношения с Брендой Салкелд: Эйлин жаловалась через год после эпизода с Лидией Джексон, что он продолжает встречаться со "школьной учительницей" под носом у уоллингтонских сплетников. Тем не менее, отношение Лидии к Оруэллу не лишено двусмысленности. Позволить мужчине, которого вы считаете физически отталкивающим и о браке которого с вашей лучшей подругой вы сожалеете, обнять вас, предполагает наличие душевного равновесия, которое большинство современников Лидии сохранили бы с трудом. Две дюжины сохранившихся писем Оруэлла архи романтичны и, кажется, упиваются скрытностью, которую создает их отправка. Если Лидия так сильно его недолюбливала, то почему она не сказала ему, чтобы он прекратил писать? Или это еще одна версия отношений Оруэлла с Элеонорой после того, как она согласилась выйти замуж за Денниса - переписка, которая кажется полностью односторонней и игнорирует основные факты, которые были объяснены автору письма за некоторое время до этого?

Примерно в то же время, когда он преследовал Лидию Джексон в кустах Престон-Холла, Оруэлл сделал шаг, который в контексте последних восемнадцати месяцев был решающим. Впервые в жизни он решил вступить в политическую партию. Речь шла об ИЛП, и это решение было обнародовано в статье для New Leader, опубликованной 24 июня, за день до его тридцатипятилетия. ИЛП, по словам новобранца, была единственной партией, "которая стремится к тому, что я могу считать социализмом". Это не означает, поспешил добавить Оруэлл, что он потерял веру в Лейбористскую партию. Просто "I.L.P. - единственная партия, которая... может занять правильную линию либо против империалистической войны, либо против фашизма, когда он появится в британской форме". С точки зрения путешествия Оруэлла по промышленному Северу и его опыта в Испании, это был совершенно логичный шаг. Для многих радикальных активистов конца 1930-х годов лейбористы при Клементе Эттли казались реакционной партией, в которой доминировали ее профсоюзные наставники и которая исповедовала мировоззрение, казавшееся до боли устаревшим. Множество писателей слева флиртовали с коммунизмом, но мало кто из них имел практический опыт коммунизма в действии: Патрик Гамильтон, автор марксистской басни "Экспромт в морибундии" (1939), , который явно рассматривал Сталина как замену своему собственному неудачливому отцу, является слишком показательным примером.

Какова же была "правильная линия", которой Оруэлл теперь утверждал, что придерживается? Как отметил Тоско Файвел, быть членом МЛП в конце 1930-х годов означало рассматривать фашизм как позднюю стадию развития капитализма, которая неизбежно приведет к межкапиталистическим войнам. Истинный прогрессист обязан был отвергнуть союз с нацистской Германией, открытый или негласный, и бороться за интернационализм-социализм. Естественно, этот конфликт будет скорее метафорическим, чем реальным. Письма и публицистика Оруэлла в период 1937-9 годов пестрят упоминаниями о его новообретенном пацифизме. В письме в New English Weekly от мая 1938 года по поводу статьи об Олдосе Хаксли отмечается, что "любой, кто помогает нанести мир на карту, делает полезную работу", и говорится, что настоящими врагами рабочего класса являются те, кто "пытается обманом заставить их отождествить свои интересы с интересами эксплуататоров и забыть то, что знает каждый рабочий, - что современная война - это шумиха". В письме Элеоноре Жакс от августа предыдущего года говорится о "войне, которая предположительно грядет и в которой я не намерен сражаться". Несомненно, это отношение передалось и Эйлин, которая заметила Норе Майлз, что одним из психологических последствий его шести месяцев в Испании было то, что ее муж вернулся к "полному пацифизму".

К пацифизму