Почти все присутствующие с обеих сторон, включая маршала Маннергейма и генерал-полковника Жданова, были в военной форме. Языкового барьера между высокими сторонами не существовало — и президент Маннергейм, и военный министр Вальден некогда были офицерами царской армии. И тут произошло нечто удивительное. Со слов почитателей Маннергейма, в процессе представлений и приветствий Жданов признался президенту Финляндии, что в годы Первой мировой войны «имел честь служить» в артиллерии кавалерийского корпуса, которым в 1917 году на Румынском фронте командовал Маннергейм. Старый 77-летний кавалерист, генерал-лейтенант Российской империи и маршал Финляндии в ответ тут же предложил выпить за это приятное совпадение, вероятно, руководствуясь справкой разведки о пристрастии советского представителя к «сухому грузинскому вину». Жданов и Маннергейм, оставив своих помощников, уединились в кабинете маршала. Как пишет Вейо Мери, «всего через несколько минут из комнаты, где хозяин уединился со своим гостем, послышались довольный смех и цивилизованный разговор».

Опираясь на финские источники, современный русский биограф и страстный почитатель Маннергейма Л.В. Власов не сомневается ни в том, что Жданов действительно «признался» финскому президенту в былой службе под его командованием, ни в правдивости этих признаний: «Выпив, вспомнили Первую мировую войну и людей, с которыми вместе служили. Жданов хорошо помнил генерала Приходкина и ефрейтора Полищука — личного шофёра Маннергейма. Он рассказал весёлый случай, который произошёл с ним в Кишинёве, когда на базаре он вместо самогона купил воду… Маннергейм предложил Жданову перейти в боковую комнату, откуда послышался громкий смех генерал-полковника. Президент блестяще умел рассказывать короткие анекдоты».

Конфуз для почитателей финского маршала: Андрей Александрович Жданов никогда не служил в артиллерии 6-го кавалерийского корпуса Маннергейма на Румынском фронте, не знал ни генерала Приходкина, ни ефрейтора Полищука, а Шадринскс его 139-м запасным пехотным полком располагался чрезвычайно далеко от Кишинёва. К ответственной встрече готовился и читал характеристики спецслужб не только Маннергейм. Судя по всему, советские компетентные органы подготовили для Жданова самую детальную «ориентировку» на главу Финляндии, и неожиданное Жданове кое «признание» в армейской службе под началом Маннергейма было тщательно продуманным мероприятием. Старый маршал три десятилетия спустя не мог помнить каждого младшего офицера своего корпуса. Не мог он и проверить информацию о «прапорщике Жданове». У советских же спецслужб были в полном распоряжении архивы некогда располагавшегося в Кишинёве штаба 6-го кавкорпуса царской армии. И Жданов, как настоящий разведчик, тщательно выучил «легенду», необходимые детали и фамилии из тогдашнего окружения Маннергейма…

Для советской стороны в те дни барон Карл Густав Эмиль Маннергейм был не только давним врагом большевиков, но и главным инициатором и гарантом прекращения огня на советско-финляндском фронте. Более того, именно Маннергейм являлся тем, кто мог заставить вооружённые силы Финляндии, прежде всего её антисоветски настроенный офицерский корпус, воевать против своих недавних союзников — на севере Финляндии всё ещё располагались почти 200 тысяч войск гитлеровской Германии из горной армии «Лапландия». Поэтому ради высших интересов Советского Союза необходимо было установить с президентом и маршалом доверительные отношения. В этих целях Андрей Жданов и разыграл роль его «однополчанина».

Конечно, ни Жданов, ни Маннергейм после установления контакта не перестали быть изощрёнными противниками с полярными интересами. Но в сложной гамме чувств присутствовало и свойственное сильным натурам взаимное уважение — маленькая Финляндия показала себя серьёзным противником, а Советская Россия вдруг стала мировой державой из постреволюционного небытия и краха 1941 года. В обоих случаях личные заслуги высоких договаривающихся сторон были очевидны. С этого момента Маннергейм обращался к Жданову «генерал», а Жданов к нему — «господин президент».

После любезного знакомства, совместных «воспоминаний», бокалов вина и разговора наедине Жданов и Маннергейм вернулись к своим сопровождающим и продолжили переговоры уже официально. Первые переговоры СККФ и президента Финляндии продолжались два с половиной часа, на них обсудили все вопросы перемирия — от внутренней политики до военных баз и военнопленных.

Как пишет Вейо Мери: «При расставании возникла неловкая ситуация. Будучи аристократом и главой государства, Маннергейм, конечно, и помыслить себе не мог подать Жданову шинель. Адъютанты, находившиеся на верхнем этаже, не слышали призывов Маннергейма. Во второй раз за день они пришли в полное замешательство, увидев разгневанного Маннергейма, который явился за теми, кому вменялась в обязанность упомянутая задача».

Далёкого от аристократического снобизма Жданова, вероятно, позабавила эта попытка Маннергейма соблюсти все тонкости придворного этикета. Шинель он надел сам. Начало деловому контакту было положено. Через несколько дней, в октябре 1944 года, финские войска нехотя, осторожно, но начали боевые действия против германской армии на севере страны.

Следующим этапом стало формирование нового правительства Финляндии, лояльного Советскому Союзу, — действующее правительство, созданное в сентябре 1944 года до появления Жданова в Хельсинки, советскую сторону не удовлетворяло. Соглашение о перемирии не давало возможности прямо вмешиваться в формирование властных органов Финляндии, и представителям СККФ пришлось действовать через финских политиков и депутатов парламента, прежде всего через группу сторонников авторитетного политика и финансиста Юхо Паасикиви, который всегда был противником откровенно антирусского курса верхов Финляндии. Таким политическим лоббированием в контакте с группой Паасикиви, по поручению Жданова, занимался Елисей Синицын — заместитель политического советника СККФ, инженер-химик по образованию и кадровый сотрудник советской разведки, с 1939 года работавший под дипломатическим прикрытием резидентом в Хельсинки и Стокгольме. 8 октября 1944 года Синицын недвусмысленно высказался в разговоре с финскими политиками и депутатами парламента о том, что СССР не доверяет нынешнему правительству и «не считает, что оно стремится выполнять соглашение о перемирии». Позднее он обещал Паасикиви, что в случае формирования дружественного правительства финская сторона сможет убедиться: «мы не только берём, но мы тоже даём». Страх перед мощью восточного соседа и перспективы выгод от экономического сотрудничества — кнут и пряник — сыграли решающую роль: в ноябре 1944 года появилось новое правительство во главе с премьер-министром Паасикиви.

Вскоре Елисей Синицын проявил себя не только как искусный дипломат, но и как успешный резидент разведки. При помощи находящегося с ним на связи агента по кличке «Граф» из военных спецслужб Финляндии удалось пресечь попытки финской и британской разведок прослушивать телефонные переговоры Сталина и Жданова по спецсвязи. «Граф» так и остался безымянным и нераскрытым агентом нашей разведки.

О деятельности будущего генерал-майора КГБ Синицына сведений немного. Известно, что в мае 1945 года по ложному доносу он был неожиданно отозван в Москву. Однако Жданов, доверяя успешному разведчику и дипломату, потребовал тщательного расследования, которое полностью оправдало Синицына. Верный своей многолетней привычке всюду выдвигать способные кадры, Жданов способствовал его назначению начальником отдела Скандинавских стран Первого управления (внешней разведки) НКГБ.