– Сготовим позицию так, чтоб и по сторонам, вдоль берега, можно было бы палить, ежели солдаты надумают обходить позицию с флангов. Пущай подмастерья малость отоспятся, а после заутрени примемся ставить на санные лафеты оставшиеся четыре большие пушки. К завтрашнему полудню должны сработать.

– Надобно успеть к завтрашнему утру, Сысой, – озабоченно сказал Илья Арапов, – нам всякий час крайне дорог, братья.

Простившись с канонирами и хозяином кузницы, атаман пошел в гарнизонные казармы.

«Эх, времени у меня так мало! – сетовал Илья Федорович, сбегая с земляной крепости. – Послать бы во все села, ближние и дальние, с манифестом своих казаков да набрать пахотных солдат с тысячу!.. А так не учинилось бы, как под Ромодановым: начнут бить бомбами по городу – и разбегутся мои казаки по деревням, попрячутся кто куда, как и не бывши в государевом войске… Зубоскалят ведь охотники: веселье волку, как гоняют его по колку! Тако же и нас могут погнать, ежели не устоим… А может, зря так думаю? Теперь иное время – тогда-то мы одной лишь волостью поднялись. А теперь, гляди, Волга, да Яик, да за главного атамана у нас сам государь встал! А мужики да казаки за волю биться будут крепко…»

Оставшись доволен кухней и ходом строевых занятий, на которые поручик Счепачев вывел новона-бранных казаков, Илья Федорович, порозовевший от утреннего хваткого мороза, вернулся в комендантскую канцелярию к делам, вызвал Ивана Зверева, приказал прийти с бумагами и чернилами.

– Да пошли барабанщика Ивашку Жилкина за бургомистром. Пущай тот не мешкая явится с реестром, кто какой гостинец из самарских жителей принес для отправки государю Петру Федоровичу. Да скажи, пущай снарядит под те гостинцы должное число саней, я ныне отправлю в Берлинскую слободу нарочного с извещением.

Сержант Зверев четко повернулся и вышел. Илья Федорович снял полушубок, повесил на гвоздь, сверху накинул шапку, подошел к горячей печке погреть озябшие руки. Когда Зверев вернулся, указал ему место за столом у окна. Тот сел, поставил чернильницу, рядом разложил бумагу и перья – дескать, я готов к работе.

Прислонившись спиной к печке, Илья Федорович словно не замечал приготовлений сержанта. Тот терпеливо ждал. Наконец атаман, словно очнувшись, заговорил:

– Перво-наперво устроим здешние неотложные дела. Пиши так: «От имеющегося атамана и поверенного его величества раба Ильи Арапова к города Самары покорившимся его величеству самарскому казачьему ротмистру Петру Хопренину приказ». Написал?

Сержант Иван Зверев, едва поспевая, скрипел пером, низко наклонившись над бумагой. Илья Федорович сбоку смотрел на широкоскулое и безбородое лицо Зверева, на то, как он шевелит короткими сивыми усами, повторяя про себя слова атаманова приказа.

– Написал. – Зверев перестал скрипеть пером.

– Тогда пиши дале: «От посланных мною за реку Волгу во окольные блись города Самары села и деревни для публикования о счастливом его императорского величества манифеста и публицаций сейчас уведомился я, что к здешнему городу Самаре не в далеком от онаго расстоянии следует неприятель в числе шестисот или боле человеках гусарских полков и при них двенадцать орудиев артиллерии».

Илья Федорович диктовал медленно, сделал маленькую передышку, и когда Зверев остановился, продолжил:

– «А как ко охранению сего города и его императорского величества здравия надлежит означенным отставным нерегулярным и малолетним казакам, от чего боже сохрани, ежели от тех злодеев нападение будет, то б, сколь оных есть наличных к службе его величества и какое при них оружие, со всем оным выходить, егда ударит сполох у церкви Вознесения Господня…»

Иван Зверев, сменив перо, торопливо дописал, тихо повторив за атаманом последнюю фразу:

– «Егда ударит сполох у церкви Вознесения господня».

– Дале пиши так: «Того ради, пол уча сей приказ, тебе повелеваю в всем вышеписанном накрепко казакам и малолеткам подтвердить, и во всем непременное исполнение чинить без опущения».

Иван Зверев дописал, сам себе диктуя концовку:

– «Декабря двадцать седьмого дня, одна тысяча семьсот семьдесят третьего года».

– Написал, Илья Федорович.

– Запечатай в пакет и не мешкая отошли с барабанщиком Жилкиным. А потом другое письмо писать станем.

Иван Зверев размашисто написал на конверте: «Господину ротмистру самарского казачества П. Хопренину от государева походного атамана И. Ф. Арапова». Потом вышел в соседнюю комнату, где с подсменными караульными казаками сидел барабанщик Ивашка Жилкин, присланный поручиком Счепачевым для посылок по разным нуждам.

– Отыщи ротмистра Хопренина и в его собственные руки приказ атамана, – повелел сержант Зверев. Ивашка вскинулся на длинные ноги, стукнул каблуками, по-мышиному шевельнул остреньким носом, довольный, что пригодился атаману для службы.

– Слушаюсь, господин сержант: в собственные руки господину ротмистру! – И позубоскалил, решив развлечь казаков: – В вашем войске, господин сержант, теперь только и остался один рядовой да и тот кривой…

Сержант сурово посмотрел на улыбающегося барабанщика и тут же остудил его чрезмерное веселье:

– В том мало толку, кто чрезмерно долго на пристяжке прыгает, а в коренные так и не сгодился. Не отрок же, пора ума набираться от старших командиров.

Ивашка Жилкин вытянулся перед строгим бывалым сержантом, согнал с лица беззаботную веселость.

– Есть ума набираться, господин сержант!

– То-то же, братец. Коль надел треух, так не будь вислоух. Ступай исполнять приказ атамана!

Отправив Жилкина, Иван Зверев вернулся к столу с бумагами.

Илья Федорович, прохаживаясь по горнице, время от времени посматривал в окно на первых пешеходов: спешат по морозцу кто к церкви, кто к соляным амбарам – взять безденежно отпускаемые на душу пять фунтов соли, а кто торопился в магистрат выведать от бургомистра последние новости.

Невольно вздрогнул, когда у самого лица тихо звякнули промерзшие по углам стекла, а чуть спустя послышалось отдаленное бубуханье. Поймав тревожный взгляд сержанта Зверева, Илья Федорович улыбнулся и пояснил:

– Канониры пушки испытывают. Ежели все благополучно, то…

После короткого интервала пушки выстрелили еще раз, потом еще. Илья Федорович непроизвольно перекрестился: стало быть, орудия опробованы и готовы к сражению!

– Четыре пушки хоть сейчас можем пустить в дело! – порадовался Илья Федорович, потом с грустью добавил: – Досадно, что нет у нас картечных зарядов. Супротив пехоты да и по конным драгунам картечью куда как способнее стрелять, нежели ядрами… Ну, чего нет, того нет. Пиши, Иван, так: «В государственную военную походную коллегию от походного атамана и верного раба Ильи Арапова покорнейший рапорт. А в том рапорте такие сообщения.

Попервой: сего декабря 25-го числа со всею вверенною мне командою я под город Самару подошел. Из коего города все жители, вышед ко мне навстречу, со всем священным собором, со святыми образами, с молением встретили, и без всякого бою и пролития крови его императорскому величеству покорились, и всем собором в соборной церкви по прочтении манифеста молебное о здравии его императорского величества пение произвели». Пиши без спешки, Иван. Как знать, вдруг да сам государь сие доношение в руки возьмет для собственного прочтения?