Уходя, Илья Федорович напомнил Говоруну:

– Обещали ныне еще две поставить?

Наум Говорун выслушал атамана молча, кивнул большой, сдавленной слегка в висках головой, а Сысой Копытень, огромными ручищами переставив в сторонку низкорослого Потапа Лобка, который хотел было что-то сказать, опередил своим заверением:

– К утру непременно сработаем, будешь, атаман, весьма доволен!

Илья Федорович на слова Копытеяя ответил, что они работают не ради одного атамана, а ради всех, и указал на огромное скопище людей, собравшихся на земляной крепости, потом обратился к своим помощникам:

– Надобно заглянуть в кузницу Ивана Григорьева.

В кузнице Григорьева, под летним навесом, плотники стучали топорами, зачищали от коры и шлифовали камнями древки. Подмастерья, один другого плечистее, на больших точильных камнях вострили жала копьям. Сам Григорьев, мокрый от жара и работы, испачканный древесным углем, уважительно встретил атамана и его сподвижников – Жилкина и Аксака.

– Сколь сработали со вчерашнего дня? – спросил Илья Федорович: он на взгляд определил, что под навесом кинуто в кучу всего до трех десятков копий.

– Ныне в обед приходил есаул, – и Григорьев взглядом указал на Кузьму Аксака, – взял шестьдесят готовых пик. Прямо у кузни и роздал своим людям.

– Липяговских мужиков малость вооружил, – пояснил Кузьма Аксак. – Так волновались своим безоружьем, что хотели из плетней мерзлые колья выдергивать.

Илья Федорович пообещал вскорости прислать еще железа из торговых лавок братьев Чумаковых, с которыми уже обговорил сам бургомистр Иван Халевин, и они не против пустить готовые изделия на перековку, попросив себе в оплату лишь стоимость самого железа, а не готовых изделий.

– В торговом ряду у нас в Самаре еще три лавки у купца Тимофея Чабаева, – подсказал Григорьев. – И с ним надо поговорить, не уступит ли для нужд воинства?

– Иду к Буяну Иванычу, – тут же заторопился Иван Жилкин и пропал за толпой, собравшейся вокруг атамана…

Там, в толпе, вдруг послышались возмущенные выкрики. Расталкивая людей, пробирался долговязый барабанщик Ивашка Жилкин.

– Пустите! Дайте пройти по важному делу! – кричал он, раздавая налево и направо тычки и иной раз получая увесистую сдачу в бок да в сутулую спину. – Батюшка атаман! Да где тебя закружили эти бестолковые болтуны?

– Что там? – Илья Федорович подал голос барабанщику. Тот наконец-то оказался рядом, со свистом выдохнул, успокаивая сердце, торопливо махнул рукавицей под носом, затараторил:

– По Волге со Ставрополя льдом санный обоз прибыл. При нем мужиков до полета, не мене. Просят допустить к твоей милости. Сказывают, при них челобитная от всего их общества на имя государя Петра Федоровича.

Простившись с канонирами и кузнецами, Илья Арапов в сопровождении Кузьмы Аксака и барабанщика Жилкина через земляную крепость напрямую поспешил в комендантскую канцелярию. На гарнизонном плацу против казарм поручик Счепачев и сержант Мукин продолжили прерванные пушечной стрельбой занятия: учили мужиков ружейным приемам и воинскому строю да командам.

– Молодцом поручик, не теряет времени зазря, – порадовался Илья Федорович, обходя плац стороной, чтоб не отвлекать Счепачева. Кузьма Аксак, прихрамывая на давно покалеченную ногу, едва успевал за атаманом. Сказал, что думал:

– Вот вить как оно: сержант Стрекин сбежал, а офицер по своей воле остался, государю присягу дал служить. Поди разберись, кто есть кто…

У комендантской канцелярии, как совсем недавно липяговские мужики, теперь толпились новоприбывшие. Чуть в сторонке под присмотром возниц стояли десяток саней, устланных сеном и по краям, где не сидели люди, припорошенных свежим снегом. Коней с заиндевелыми животами – знать, дорога была не близкой – возницы укрывали тяжелыми войлочными попонами.

Илья Федорович, подойдя к мужикам, громко, перекрывая их шумный говор, назвал себя. Вокруг тут же образовался плотный частокол из мужиков, поспешно снимавших головные уборы.

– Для беседы приму ваших старшин, а протчим теперь же отведем место для проживания на постоялом дворе, близ рынка. Тамо и коней своих разместите. Ежели есть какой провиант – возьмите с собой, а без него ежели пришли – накормят. Кузьма Петрович, сведи их к постоялому двору, не мерзнуть же им и дале на ветру.

Мужики без мешкотни повалились в сани, перед атаманом остались двое, с ними он и вошел в горницу.

– Подсаживайтесь к столу, мужики, – радушно пригласил Илья Федорович. – Не честь у порога толочься, и не к графу Орлову явились. Кто вы и из каких деревень?

Назвавшись Кузьмой Федотовым, первым заговорил мужик лет тридцати. Толстыми, с широкими ногтями пальцами он смущенно комкал старенькую суконную мурмолку.

– Выборные мы, батюшка атаман, от пахотных солдат, посаженных на жительство. Я сижу в Подгородном стану, а товарищ мой, Кузьма Данилов, от пахотных же солдат села Богоявленского.

Илья Федорович нетерпеливо прервал его:

– Коль из пахотных солдат, стало быть, воинскому делу обучены и строй знаете?

– Не то что регулярные, батюшка, но ружья да пистоли знаем и строю приучены.

– Вот славно! – воскликнул атаман. И к сержанту Звереву: – Отпиши теперь же поручику Счепачеву, чтоб огнестрельное оружие из цейхгауза, сколько потребуется, пахотным солдатам выдать. И патроны в довольном числе. Доведись скорому бою быть, так хотя бы эти пахотные солдаты, окромя гарнизонных солдат, в деле лучшую сноровку покажут, нежели протчие… Правда, иные ружья не совсем исправны, так вы постарайтесь их починить, торкнитесь к нашим славным кузнецам – всенепременно помогут!

Иван Зверев тут же сделал себе пометку для письменного распоряжения, а Илья Федорович снова обратился к выборным:

– Сказывал мне посыльный, что у вас челобитная к батюшке государю. О чем хлопочете?

Кузьма Федотов вынул из-за пазухи бумагу, сложенную вчетверо, перевязанную крест-накрест суровой ниткой, каковую употребляют для дратвы, протянул атаману, а тот передал Звереву:

– Чти вслух.

Сержант Зверев осторожно развязал узелок, развернул бумагу, начал читать челобитную, адресованную государю всея Руси императору Петру Федоровичу Третьему:

– «Из давних прошлых лет жалованные предкам нашим: прадедам, дедам нашим пашенная земля и сенные покосы со всеми принадлежащими угодьи, в том числе по реке Волге состоящей остров, называемый Черемшанский…»

Жаловались пахотные солдаты, что тому уже четвертый год, как «господ графов Григория Григорьевича Орлова з братьями низовой Синбирской Новодевиченской их сиятельств волости ис тех наших жалованных дач несколько десятин пашенной земли и лесу и предупомянутый Черемшанской остров с сенными покосы без остатку отмежовано ко оной вотчине безрезонно…».

Оставшись без сенокосов и ухоженной земли, пахотные солдаты вынуждены терять от бескормицы скотину, наниматься в работы.