Предстояло что-то решать с банкетным залом. По словам Ирины, Валерий Петрович нашел относительно недорогое помещение за полмиллиона, разумеется, не считая стоимости выпивки и холодных закусок. Без родителей финансовые вопросы было не решить, и их познакомили. Местом встречи избрали Заболотск — Ирина, слегка смутившись, пояснила, что на «Октябрьской» вряд ли получится встретиться: «Квартира не в том состоянии». Андрей понял так: ремонт в завьяловской трехкомнатной норе вступил в решающую стадию — и согласился. В родной город своего потенциального зятя Валерий Петрович, Татьяна Кирилловна и Ирина прибыли на собственной «Волге» тридцать первой модели, купленной еще когда Мирошкин только начал встречаться с Завьяловой. Андрей знал, что Завьялов ездил на машине крайне редко — по Москве раскатывать он не любил, а дачи у них не было (в Валентиновке, в которую его когда-то приглашала Ирина, была дача у дяди Коли — брата Татьяны Кирилловны). В основном машина все время стояла на стоянке. Но, желая пустить пыль в глаза будущим родственникам, Валерий Петрович не побоялся и проехал за город почти сотню километров.

Как это чаще всего бывает в таких случаях, Завьяловы не понравились Мирошкиным и наоборот, но к соглашению пришли быстро. Выяснилось, что у Андрея нет друзей, которых стоило пригласить на свадьбу, исключая Поляничко, и то лишь потому, что он был нужен в качестве свидетеля. Не было у него и большого количества родственников — и Иван Николаевич, и Ольга Михайловна были единственными детьми. Семья Мирошкиных не обзавелась и друзьями, которых стоило тащить в Москву из Заболотска. Итого, выходило, что со стороны жениха будут присутствовать четыре человека. Петрович, несмотря на необходимость вновь садиться за руль, все-таки выкушавший грамм двести водки, выпучил глаза и, уставившись в тарелку, чему-то ехидно улыбался в бороду — с их стороны получалось не менее двадцати человек одной только «молодежи». Все это были подруги, учившиеся с Завьяловой в школе, ходившие с ней на уроки музыки, лежавшие в больницах (Ирина, как пояснили Завьяловы, в детстве была болезненным ребенком), где-то совместно отдыхавшие, уже обросшие мужьями, а кое-кто и детьми. Из институтской группы Ирина надумала пригласить лишь неизбежную Хмурю, которая даже претендовала на роль свидетельницы, но ее все же потеснила Катя, весной предоставлявшая молодоженам свою съемную квартиру.

Отсутствие у него школьных друзей Андрей не считал компрометирующим обстоятельством — связи с Заболотском могли быть утеряны вполне естественным порядком, после переезда в Москву, а вовсе не потому, что он «не умел дружить». Но Завьяловы, как видно, поняли все именно так. Впрочем, это имело и свои положительные стороны — при таком перевесе приглашенных в их пользу глупо было требовать от Мирошкиных участия в столовых расходах на равных. В конце концов, выпив еще рюмку, Петрович заявил: он берет все расходы по банкету на себя — «как отец невесты». Это заявление Завьялов сделал, игриво посматривая на Ольгу Михайловну. Судя по всему, Мирошкина — маленькая, светленькая, миловидная (Андрей и ростом, и «мастью» пошел в мать, а чертами лица, плечами — в отца) — произвела на Петровича приятное впечатление. Кроме того, она была моложе и значительно лучше сохранилась сравнительно с Татьяной Кирилловной.

Тут уж пришла очередь родителей Андрея показать, что и они «не лыком шиты». Иван Николаевич, продемонстрировав знание обстоятельств жизни на «Пражской» и тем обозначив свое участие в ремонте, предложил взять на себя решение некоторых бытовых проблем — в квартире нет холодильника, входная дверь такая, что ее кулаком откроешь, да и пол в комнате холодный — нужен паркет или ковролин. На покупку холодильника, коврового покрытия и установку железной двери Мирошкины выделяли шесть миллионов — по два на каждый предмет. У Андрея захватило дух — так много денег сразу он не держал в руках никогда. Иван Николаевич остался доволен эффектом — ухмылка Валерия Петровича приобрела недовольно-недоверчивое выражение, хотя было ясно — чтобы накормить такую ораву гостей, траты Завьяловых также должны были достичь значительной суммы. Но у Петровича оставался еще один «козырь» — они ведь отдавали свою старую кухню и мебель для комнаты. Возглас Ольги Михайловны: «А вы-то как же?» вознаградил отца Ирины. «Новую купим», — с некоторым превосходством в голосе пообещал Завьялов, окинув взглядом «советскую» обстановку мирошкинской квартиры. Андрея, правда, озадачила реакция на эти слова Татьяны Кирилловны и Ирины — они уставились на главу своей семьи с выражением недоумения и даже испуга. Это Андрея насторожило — ведь о чем-то подобном Ирина говорила ему еще летом.

За последнюю неделю декабря, предварительно произведя по газетам объявлений, которыми был регулярно забит почтовый ящик, детальное обследование рынка предложений, Мирошкин освоил выделенные ему деньги: железная дверь обошлась в один миллион шестьсот тысяч рублей (мастера работали два дня) плюс — двести пятьдесят тысяч рублей досталось обойщику, за ковролин (производство США), купленный в отделе книжного магазина «Молодая гвардия» на «Полянке», вместе с доставкой на такси он отвалил полтора «лимона», а под самый Новый год привезли самую дорогую покупку — трехкамерный «Стинол» стоимостью в один миллион девятьсот шестьдесят пять тысяч рублей. Все чеки и техническую документацию Андрей аккуратно сложил в конверт и спрятал в коробку с книгами — мало ли что, вдруг придется вывозить!

За хлопотами чуть было не упустили праздник — 28 декабря до глубокой ночи они раскладывали с Иркой ковролин и прибивали его к полу плинтусами. Андрей заранее купил и покрыл их лаком, и это потребовало усилий не одного дня — пришлось в мороз побегать между хозяйственным магазином на «Тульской» и Москворецким рынком. На «Тульской» плинтуса оказались по пятнадцати тысяч за погонный метр, а на Москворецком — по двенадцати. Мирошкин обрадовался, что угадал, где дешевле, и купил сразу девятнадцать метров, загрузился в трамвай и поехал к дому. Он еле дотащился от остановки до подъезда и, уже войдя в квартиру, пересчитал деньги. Оказалось — переплатил лишних тридцать тысяч. Бросился назад и успел до закрытия — вернул свое кровное. Замерз и устал так, что покраску пришлось отложить на другой день… Когда был прибит последний гвоздь, стало ясно — Андрей где-то перебил телефонный кабель. Весь следующий день он отдирал плинтуса и искал место повреждения. Замотав перебитое место изолентой, он пустил кабель поверх вновь прибитых плинтусов. Для этого пришлось прикреплять его маленькими гвоздиками — потом некоторое время болели отбитые молотком пальцы…

А 30-го Андрей праздновал Новый год в школе. Тогда-то судьба и послала учителю последнее испытание перед свадьбой — игру в бутылочку с коллегами… Андрей был уверен — прояви он настойчивость, Алка в тот же вечер отдалась бы ему в своем классном кабинете. Уж больно страстно, совсем не «по-игрушечному» они целовались, когда им выпало делать это. Обоих потом качало, вокруг плыли лица смущенных коллег, особенно пожилых, зачем-то засидевшихся на вечере допоздна. Мирошкин, вернувшись за стол, какое-то время представлял себе, как Алка за чем-нибудь пойдет в свой класс, он увяжется за ней, а потом овладеет ею прямо на партах, за которые после каникул, ни о чем не подозревая, усядутся ее первоклассники. Он раздевал худенькую, невысокую, темноволосую, коротко стриженную коллегу глазами и наверняка претворил бы свои фантазии в жизнь — все-таки много выпил, — отправься Алка в класс хотя бы в первые полчаса после их поцелуев. Но она сделала это лишь через час. К тому времени Андрей, что называется, «включил голову», вспомнил про скорую свадьбу, про решение не изменять жене, за что, как он решил, все в его жизни будет хорошо.