Разгар эпидемии и пробудил у жителей Нового Орлеана повышенное внимание к Маркусу и его семье. Появились вопросы: почему никто из них ничем не болеет? Почему они остаются крепкими и здоровыми, когда вокруг все мрут от желтой лихорадки? Поползли слухи о колдовстве вуду. Маркус лишь отшучивался. Ему нравился Новый Орлеан и здешние жители. Он не испытывал недостатка в крови, получал удовольствие от своей врачебной практики и наслаждался семейной жизнью, которая стремительно неслась. Иногда у него возникали опасения, что они с Рэнсомом привлекают слишком много внимания к себе, но все эти опасения легко развеивались очередной карточной игрой или новой женщиной в его постели.

В тот вечер они с Рэнсомом находились в клубе «Домино», подсчитывая дневную выручку. Жеральдина записывала цифры в клубную расходную книгу. Неожиданно дверь открылась и вошла женщина. Она была не просто миловидной или хорошенькой. Вошедшая была красавицей, на которую смотрят разинув рот. В ней смешалось несколько кровей, о чем свидетельствовали мягкие, слегка вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под тюрбана. Влажный воздух прибил несколько прядей к шее. Кожа женщины напоминала цвет кофе с молоком, что лишь подчеркивало ее высокие скулы.

– Ну здравствуй, Маркус де Клермон, – с хищной кошачьей улыбкой произнесла женщина.

Рэнсом выдвинул ящик письменного стола, достав пистолет.

– Жюльет, – прошептал Маркус, у которого забилось сердце.

Жеральдина смотрела то на него, то на женщину и не могла понять, почему Маркус изменился в лице.

– Привет, Маркус, – произнес его создатель Мэтью де Клермон, войдя следом. – Жюльет, я оказался прав. Он тебя вспомнил.

– Что ты тут делаешь? – спросил у Мэтью Маркус, оторопев от вторжения прошлого в его настоящее.

– Приехал познакомиться с моими внуками. Город полон разговорами о них. – Мэтью говорил спокойно, однако Маркус сразу почувствовал, насколько он взбешен. – Ты меня представишь? Или мне самому представиться?

– Уверен, вы знаете моего сына.

Мэтью налил вина и протянул бокал аристократического вида вампиру, сидящему напротив. Полированная поверхность стола красного дерева блестела, как зеркало, но отражение было темным.

– Его все знают.

Как и Мэтью, вампир говорил по-французски. Французский Маркуса, отточенный стараниями Фанни и мадам де Жанлис, оставался столь же беглым, поскольку в Новом Орлеане французская речь слышалась отовсюду.

– Я хочу извиниться за эту его известность, – сказал Мэтью.

Извинение не было обычной вежливой фразой. Чувствовалось, Мэтью всерьез огорчен случившимся.

– Здравствуй, Луи. – В комнату вплыла Жюльет.

На ее голове по-прежнему был шелковый тюрбан, и из-под него все так же выбивались прядки, обрамляя точеное лицо и шею. Ее платье, тоже шелковое, было перехвачено под грудью, подчеркивая тонкую талию, округлость плеч и безупречную форму самой груди.

– Привет, Жюльет. – Луи встал, поклонился, затем поцеловал ее в обе щеки на французский манер и выдвинул стул.

– Значит, ты знаком с сынком-бедокуром моего Мэтью. – Жюльет соблазнительно выпятила нижнюю губу. – Слышала, он ведет себя очень дерзко. И что же нам с ним делать?

Мэтью с восторгом посмотрел на Жюльет, затем налил вина и ей.

– Благодарю, любовь моя, но я бы предпочла кровь, – сказала Жюльет. – А ты, Луи? Хочешь рабыню или тебе достаточно вина?

– Мне всего достаточно, – ответил Луи.

– У нас нет рабов, – встрял Маркус, хотя ему было велено говорить, только если старшие обратятся к нему с вопросом, но он терпеть не мог Жюльет Дюран.

– Теперь будут. – Жюльет щелкнула пальцами.

В комнату вошла чернокожая девочка. Взгляд у ребенка был отсутствующим. Сделав несколько шагов, девочка споткнулась и чуть не упала.

– Жюльет, не здесь, – предостерег Мэтью, но она даже не повернула головы.

– Фу, какая ты неуклюжая! Что я тебе говорила? – Жюльет указала на пол рядом с собой. – Вставай на колени. Подай себя мне.

Девочка повиновалась. В ее глазах промелькнула паника, и сейчас же они снова стали пустыми. Она наклонила голову вбок и опять чуть не упала.

– Сколько крови ты высосала из нее? – Вскочив со стула, Маркус оттащил ребенка в сторону, осмотрел глаза, ощупал пульс, который был слабым и неровным.

– Не смей трогать мое! – Жюльет схватила Маркуса за волосы, ее ногти впились ему в череп. – Отсюда и все беды с твоим сыном, Мэтью. Он не уважает ни возраст, ни власть.

– Жюльет, отпусти его, – попросил Мэтью. – А ты, Маркус, не вмешивайся в дела Жюльет.

– Это мой дом! – закричал Маркус, еще крепче сжимая в руках испуганную девочку. – И я не позволю, чтобы с детьми обращались так ни ради еды, ни ради развлечений.

– У нас у всех разные вкусы, – примирительно произнес Луи. – Со временем ты научишься это принимать.

– Никогда! – Маркус с неприязнью посмотрел на Мэтью. – А от тебя я такого не ожидал.

– Я в жизни не притронулся ни к одному ребенку, – заявил Мэтью, глаза которого начали темнеть.

– Ты, может, и нет. Но ты будешь стоять рядом и позволять своей шлюхе творить зверства.

Жюльет бросилась на Маркуса, растопырив пальцы с длинными ногтями. Несчастная девочка, оказавшаяся между ними, в ужасе закричала. Ее сердце стучало с перебоями. Удары становились все слабее и стихли совсем. Мертвое тело осело на пол.

В комнату влетела Мирна, вся одежда которой состояла из корсета и туфель на высоком каблуке. Ее волосы были всклокочены, а в поднятой руке она держала хлебный нож.

– Дитя! Несчастное дитя! – зарыдала Мирна, дико озираясь вокруг.

Она принялась полосовать ножом воздух, ударяя налево и направо и убивая всех призраков, что сопровождали ее.

– Мирна, успокойся. Ты в безопасности. Никто не причинит тебе вреда.

Маркус прикрыл ее от глаз других вампиров. Затем, сняв сюртук, набросил его на трясущиеся плечи Мирны.

– Убирайтесь отсюда! Все! – потребовал появившийся Рэнсом; в руке он сжимал пистолет.

Один из друзей Рэнсома переделал дуло, и отныне пистолет стрелял крупными пулями. Такая вполне могла снести половину вампирской головы. Рэнсом называл пистолет «мой ангел».

– Я полагаю, месье де Клермон, настало время перейти от разговоров к действиям, – усмехнулся Луи с видом хозяина положения.

Смерти начались с Молли. Ее тело нашли в протоке, со зверски растерзанной шеей.

– Крокодилы, – заявил городской прозектор.

Жюльет улыбнулась, обнажая белые крепкие зубы.

Через несколько дней Маркус точно знал: его семью, одного за другим, уничтожают не крокодилы. Все его сыновья и дочери умирали при загадочных обстоятельствах. Похоже, на семью Чонси с Колизеум-стрит обрушились чудовищные напасти.