— Эти записи могут быть фальшивкой.

— Согласен. Но есть одно существенное «но». Александр Кабрера — очень крупный и вполне законопослушный аргентинский бизнесмен. Приключившееся с ним несчастье освещалось в стране крайне широко.

— Почему же тогда Хэллидей сел ему на хвост? Почему он здесь о нем писал? — Николас сунул ежедневник под нос Коваленко.

— Мне нечего на это ответить, — улыбнулся русский. — Но скажу вам, что Александр Кабрера не только очень известный, но и чрезвычайно успешный предприниматель. Он владеет глобальной компанией по строительству и эксплуатации трубопроводов с представительствами по всему миру. У него есть постоянно арендованные офисы и номера в пятизвездочных отелях дюжины крупнейших городов, в том числе здесь, в Париже, в отеле «Риц».

— Так Кабрера сейчас здесь, в Париже?

— Его нынешнее местонахождение мне неизвестно. Я всего лишь заметил, что он здесь постоянно снимает гостиничный номер. Не пытайтесь искать совпадения там, где их нет, мистер Мартен. Не могу представить себе, что такой человек, как Кабрера, может оказаться этим вашим мерзавцем Реймондом Торном.

— Но почему-то это смог себе представить Хэллидей.

— Неужели? А вдруг это было просто условное обозначение? Какой-то невинный вопрос к доктору Одетту?

— Нам этого уже никогда не узнать. Обоих нет в живых — ни Хэллидея, ни доктора.

Мартен замолчал, подошел к окну и посмотрел на улицу. Постоял некоторое время молча, потирая замерзшие руки и глядя на снег, кружащий за окном.

— В таком случае какое вам вообще дело до Александра Кабреры? — наконец поинтересовался он.

— Он старший сын сэра Питера Китнера.

— Что? — изумился Мартен.

— Александр Кабрера рожден от первого брака.

— И все об этом знают?

— Нет. По правде говоря, думаю, что об этом знают очень немногие. Сомневаюсь, что об этом знают даже его близкие.

— Но вы-то знаете.

Коваленко удовлетворенно кивнул.

— Откуда?

— Скажем так: знаю — и все.

Вот и еще одно подтверждение того, что у Коваленко есть какая-то особая повестка дня. Что ж, это его право. Мартен решил не совать нос в дела русского. Пусть тот сам решает, до какой степени раскрывать карты.

— Давайте-ка вернемся к Китнеру.

Коваленко взял стакан.

— Не желаете выпить, мистер Мартен?

— Я бы желал узнать у вас, что происходит с Питером Китнером. Почему сегодня вечером он присутствует на ужине, который дают Романовы?

— Да потому, мистер Мартен, что сэр Питер Китнер — один из Романовых.

Все еще четверг, 16 января, 18.20

Апартаменты с окнами на улицу в доме номер 127 по авеню Ош были просторны, заново обставлены и недавно отремонтированы. Они состояли из двух квартир и комнаты для постоянной прислуги. Из окон даже в снежную погоду были видны огни Триумфальной арки, расположенной в двух кварталах отсюда, и водоворот машин вокруг нее.

В одной из квартир проживала великая княгиня Екатерина вместе с матерью, великой княгиней Марией. Другая квартира была отведена сыну Екатерины — великому князю Сергею Петровичу Романову. Комната прислуги, куда поставили две односпальные кровати, предназначалась четырем телохранителям, которые дежурили круглосуточно парами. Великая княгиня Екатерина спланировала все сама, и заведенный ею порядок должен был сохраняться еще два дня, пока семья не покинет этот дом. Ей уже виделись толпы народа, которые заполнят улицу в надежде хоть мельком увидеть того, кто станет вскоре царем России — первым почти за столетие.

— Как в Москве, — задумчиво проговорила мать, великая княгиня Мария, глядя на снегопад из окна гостиной.

— Да, на Москву похоже, — подтвердила Екатерина.

Долгое путешествие вовсе не сказалось на их внешности, а возможно, оживление на их лицах и сияющие глаза были вызваны предвкушением предстоящих событий. В дверь постучали.

— Войдите! — Великая княгиня Екатерина повернулась, ожидая увидеть своего сына, тоже готового отправиться на прием на авеню Георга V, до которого было всего несколько минут езды. Однако это был Октавио, их телохранитель со шрамом на лице.

— Мы произвели полный осмотр здания, ваше высочество. Все в порядке. Обе двери черного хода заперты. Вернее, одна была открыта, но сейчас ее заперли. У парадного входа теперь круглосуточно дежурит швейцар. Его хозяин знает о нашем прибытии. Никого без нашего ведома не пустят.

— Прекрасно, Октавио.

— Машина будет подана, как только прикажете, ваше высочество.

— Спа…

Великая княгиня Екатерина Михайловна, намеревавшаяся поблагодарить охранника, запнулась на полуслове. Она смотрела мимо Октавио на дверь, в проеме которой в этот момент появился ее сын. Свет из коридора словно золотом обрамлял его статную фигуру. На нем был темный костюм отличного покроя, накрахмаленная сорочка и повязанный щегольским узлом галстук насыщенно-красного цвета. Он был очень хорош собой — как всегда. Но в его облике появилось новое — более важное, чем просто мужская красота. Сергей выработал в себе новую манеру держаться — с достоинством, самоуверенно, царственно.

Раньше в ее душу закрадывалось сомнение, сможет ли он соответствовать своей новой роли. Всю дорогу, пока они ехали в Париж, Сергей играл в какие-то компьютерные игры. Типичный оболтус двадцати двух лет — спутанные волосы, синие джинсы, мешковатый свитер. Однако теперь от прежнего облика не осталось и следа, как и от недавних сомнений. Вчерашнего мальчика больше нет. Его место занял высокообразованный, зрелый мужчина, полностью готовый стать лидером нации.

— Мама, бабушка, вы готовы? — спросил он.

— Да, готовы, — ответила с улыбкой Екатерина и впервые назвала сына так, как уже завтра, по ее убеждению, будет называть его весь мир. — Царевич, мы готовы.

Питер Китнер одну за другой сунул руки в рукава накрахмаленной парадной сорочки. Обычно одеваться ему помогал французский камердинер, однако из-за снега застрял где-то в пробке. По этой причине ему был вынужден прислуживать его личный секретарь Тейлор Барри. Он только что подал боссу брюки с атласными лампасами к черному смокингу, а теперь рылся в комоде красного дерева в поисках подходящего галстука-бабочки.

Из всех вечеров, когда Барри приходилось прислуживать боссу в качестве лакея, этот был наихудшим. Хозяин буквально клокотал от гнева, а потому секретарю крепко доставалось, причем, с точки зрения Китнера, вполне заслуженно. Дело в том, что Барри не справился с заданием — он не смог организовать частную встречу с Александром Кабрерой и баронессой Маргой де Вьен. С выбором места встречи никаких проблем не было. Для нее быстро отыскали уединенную виллу под Версалем и быстро подготовили ее к приему гостей утром следующего дня. А вот связаться с Кабрерой или баронессой оказалось не под силу. Самое большее, что сумел Барри, так это оставить послания Кабрере везде, где только было можно, — в гостинице «Риц», в основной штаб-квартире его компании в Буэнос-Айресе, в европейской штаб-квартире в Лозанне. Послания, адресованные баронессе, были оставлены у нее дома в Оверни, а также в ее квартире в Цюрихе. Во всех случаях секретарю Китнера без особых церемоний заявляли, что хозяева путешествуют, а потому находятся вне досягаемости. Барри заранее готовился к тому, что такие заявления Китнер воспримет как личное оскорбление. Побеседовать с сэром Питером Китнером во всем мире считали за честь короли, президенты, элита делового сообщества. И никто, даже в чрезвычайной ситуации, еще не отказывался принять от него телефонный звонок, не говоря уже о том, чтобы объявить себя «вне досягаемости».