соглашается Дафна. – Но, возможно, это поможет разбудить ее чувства, вернуть к обычной жизни.

– Весьма разумно, – соглашается Варфоломей. – Я уже собирался уходить, просто хотел сообщить Евгении о том, что вы с Байром нашли ее сыновей, что они в безопасности. И конечно, что убийца, которую мы задержали, сегодня вечером предстанет перед судом.

Евгения открывает рот, пытаясь заговорить, но с ее губ не срывается ничего, кроме хриплого шепота, который звучит для Дафны как «Виоли». Варфоломей только качает головой.

– Нет, не пытайтесь говорить, – говорит он, беря ее за руку. – Не стоит переживать и вспоминать обо всех этих ужасах – вы должны беречь свои силы для выздоровления.

– Я побуду с ней минутку, – предлагает Дафна. – Я уверена, что вам нужно подготовиться к суду.

– Ты действительно послана нам звездами, Дафна, – говорит он, проходя мимо и похлопывая ее по плечу.

Дафна сдержанно улыбается, но как только он выходит из комнаты, улыбка сползает с ее лица. Она поворачивается к Евгении, подходит к краю кровати, подальше от вазы с цветами и осторожно садится на матрас рядом с женщиной.

– У моей матери есть привычка давать обещания, которые она не собирается выполнять, – говорит она Евгении непринужденным тоном. Евгения изо всех сил пытается от нее отодвинуться, и поскольку это лишь приближает ее к цветам с ядовитой водой, Дафна совсем не возражает. – Уверена, вы и без меня это знаете.

Евгения настороженно наблюдает за Дафной. Она что-то спрашивает, но получается слишком тихо, чтобы можно было разобрать. Дафна предполагает, что она спрашивает о своих сыновьях.

– Они в безопасности, – говорит Дафна. – В безопасности от нее и от вас. Должна сказать, Леопольд испытал большое облегчение, увидев их снова. Их воссоединение было по-настоящему трогательным.

На этот раз Дафна слышит, что Евгения вслед за ней произносит имя Леопольда.

– Да, он тоже жив и здоров, – говорит ей Дафна, слегка улыбаясь. – Вам действительно очень повезло – все потерянные дети в конце концов нашлись, и вы сами едва избежали смерти. Можно даже подумать, что вас благословили звезды.

Выражение лица Евгении подсказывает Дафне, что она совсем не чувствует себя благословленной, но девушка продолжает:

– Но Леопольд рассказал мне несколько историй, которыми просто не мог не поделиться, – говорит ей Дафна, наблюдая, как и без того желтоватая кожа Евгении становится еще бледнее. – Странные истории, в которых вы оказываетесь виновной в начавшемся мятеже, в ходе которого убили Софи и едва не убили его самого.

Евгения качает головой, открывая рот, но теперь не произносит ни слова. Она начинает кашлять.

– Как я и сказала, это очень странные истории. Но истории, которые обретают смысл, чем больше о них думаешь, – говорит Дафна, наблюдая, как Евгению охватывают шок и ужас. – Жаль, что вы никогда не увидите северное сияние, Евгения. Это был совершенно неописуемый опыт. Он позволил мне в последний раз поговорить с моей сестрой, и этот разговор я не скоро забуду.

Евгения снова кашляет, на этот раз громче, с хрипами.

– Твоя мать, – удается прохрипеть ей.

– Вы не обязаны ничего рассказывать мне о моей матери, – огрызается Дафна. – Я же уже сказала, что она дала много обещаний, которые не намеревалась сдержать, – вам, мне, Софронии. Но я не моя мать, и раз я обещаю, что следующий час будет для вас сплошным мучением, что каждую секунду вы будете страдать, не в силах позвать на помощь, и в конце концов умрете, – значит, так все и будет.

Теперь Евгения пытается сесть, позвать на помощь, но она слишком слаба, а горло пересохло еще от предыдущего яда. Она не может издать ни звука.

– Ирония в том, – говорит Дафна, поднимаясь на ноги и разглаживая руками юбку, – что, если бы Софрония была здесь, она призвала бы к милосердию. Она бы посоветовала мне быть сострадательной, понять, что побудило вас сделать то, что вы сделали, и я, скорее всего, послушала бы ее. Софрония всегда делала меня добрее, но из-за вас ее убили, и теперь вы столкнетесь с последствиями.

Сказав это, Дафна поворачивается спиной к Евгении как раз в тот момент, когда та снова разражается кашлем. Дафна, не оглядываясь, выходит из спальни, закрывает за собой дверь и идет через пустую гостиную к главной двери. Проходя мимо стражников, она с сияющей улыбкой благодарит их за то, что они позволили ей навестить леди Юнис.

– Бедняжка совсем плоха, – говорит она им. – Если она собирается выздороветь, ей нужно как следует выспаться, так что не пускайте к ней никого еще по крайней мере несколько часов, хорошо? – спрашивает она.

Стражники склоняют головы и уверяют ее, что это будет исполнено.

Дафна возвращается в свою комнату и обнаруживает, что там ее ждет Байр. Он расхаживает взад и вперед, но как только она входит, юноша резко останавливается и смотрит на нее серьезными глазами.

– Ты это сделала? – спрашивает он.

– Да, – просто говорит Дафна. В какой-то степени она понимает, что должна испытывать вину, что должна ощущать хоть каплю раскаяния, но совсем ничего такого не чувствует. У себя в голове она слышит голос Беатрис, называющей ее холодной, безжалостной стервой. Возможно, это как никогда справедливо, но все угрызения совести, на которые только способна Дафна, сейчас предназначены Виоли.

– С тобой все в порядке? – спрашивает ее Байр, понижая голос, хотя в комнате с ними больше никого нет.

Дафна тяжело вздыхает, снимает кожаные перчатки, кладет их на стол и поворачивается к нему лицом.

– Что ты хочешь от меня услышать, Байр? – спрашивает она. – Что я потрясена, в ужасе от того, что мне пришлось сделать? Это не так. Правда в том, что я чувствую себя совершенно нормально. После сегодняшнего дня я больше никогда не буду думать об этой женщине. Вот и вся правда. Но это не то, что ты хочешь услышать, не так ли?

Какое-то мгновение Байр просто смотрит на нее.

– Конечно, это то, что я хочу услышать, – говорит он наконец. – А что ты думала? Что я хочу, чтобы ты страдала?

– Я думала, что ты считаешь меня монстром, что я тебя пугаю.

Слова вырываются сами собой, но, едва произнеся их, Дафна понимает, что они правдивы. И теперь, начав, она уже не может остановиться:

– И ты прав, что думаешь так, правда. Но мне невыносимо видеть, как ты смотришь на меня вот так, как сейчас. Особенно теперь, когда я все еще не знаю, что мне сделать, чтобы помочь Виоли. Веришь ты мне или нет, я действительно чувствую себя виноватой перед ней. Так что если ты