Байр качает головой, проводит рукой по волосам и издает короткий, натянутый смешок.

– Дафна, я всегда честно признавал тот факт, что ты меня пугаешь, – говорит он. – Но ты не монстр. Это она была монстром.

– Думаю, это зависит от того, у кого спросить, – бормочет Дафна.

Байр за два больших шага сокращает расстояние между ними.

– Но ты задала мне вопрос, – говорит он. – Тогда в гостинице я не мог ответить, слишком уж о многом надо было подумать. И я до сих пор думаю. Но на случай, если тебе еще не очевидно: я на твоей стороне. Если ты монстр, прекрасно. Я тоже буду монстром. Мы будем монстрами вместе.

Дафна сглатывает и поднимает на него полный нерешительности взгляд. Слова словно покинули ее, поэтому, вместо того чтобы говорить, она приподнимается на цыпочки и целует его. Она чувствует, что после секунды шока он расслабляется и обхватывает ее руками, чтобы прижать к себе. Спустя мгновение – слишком короткое мгновение – он отстраняется.

– Не то чтобы я возражал, но не уверен, что на это есть время, – говорит он несколько застенчиво. – Вечером состоится суд над Виоли. Но тебе, конечно, не обязательно присутствовать.

– Конечно же я там буду, – говорит она.

– Нет, Дафна, не ходи, – твердо говорит он. – Ты не заставляла ее ничего делать – ты дала ей разрешение сделать то, чего она сама хотела. Она сделала выбор.

В какой-то степени Дафна знает, что Байр прав. Виоли находится там, где она есть, из-за своего собственного выбора. Какая-то часть Дафны добавляет, что она там, где она есть, потому что потерпела неудачу, – и эта ее часть говорит голосом императрицы. Но еще она знает, что использовала слова Софронии, чтобы манипулировать Виоли, и девушка сделала то, чего хотела Дафна. Может быть, на ее взгляд, в этом и нет ничего плохого, но Софрония все равно рассердилась бы на нее за это.

– Ты сделала все, что могла, чтобы помочь ей, Дафна, – добавляет Байр, видя, что она молчит. – Но вопреки тому, во что верит половина Фрива, ты на самом деле не можешь творить чудеса.

Мгновение Дафна смотрит на Байра, и его последнее слово эхом отдается в ее голове. По ее лицу медленно расплывается улыбка.

– Может быть, и могу, – говорит она. Ее взгляд устремляется к напольным часам в углу – их стрелка все больше приближается к вечеру, когда должен начаться суд над Виоли. – Мне нужно поговорить с Леопольдом. Сейчас же.

Беатрис

Через два дня после того похода по магазинам Беатрис поручает Паскалю еще одно задание – прийти на ужин, который в тот вечер устраивает ее мать, рассказать всем, что Беатрис неважно себя чувствует, и убедиться, что на балу, который должен состояться после ужина, императрица задержится достаточно надолго. Последняя часть его беспокоит, но Беатрис уверяет, что ему не о чем переживать. Ее мать ни разу не уходила с бала раньше полуночи, а при необходимости он всегда может задержать ее еще на несколько минут, пригласив на танец. Перспектива танцевать с императрицей едва ли успокаивает Паскаль.

– Не забудь сказать, что я нездорова, – говорит она ему, когда они оба готовятся к выходу: он наряжается для бала, а она надевает форму прислуги, которую украла из прачечной. – Мать должна решить, что я слишком много выпила, и будет слишком этим раздражена, чтобы что-то заподозрить.

– А Найджелус? – спрашивает Паскаль. Он пытается скрыть свое волнение, пока она завязывает ему бордовый шелковый галстук. – Ему мне тоже сказать, что ты нездорова?

Беатрис фыркает.

– Нет, боюсь, для него это приобретет совершенно другое значение, – говорит она, вспоминая, как он настаивал, чтобы она никогда больше не использовала свои силы. – Я сомневаюсь, что он вообще обо мне спросит. Обычно на таких мероприятиях он просто с несчастным видом стоит в углу и свирепо на всех смотрит. Я никогда не понимала, почему моя мать настаивает на его присутствии, но сегодня я этому рада. Последнее, чего я хочу, – это еще один спор о том, что я могу или не могу делать со своей магией.

– А если он уйдет раньше? – спрашивает Паскаль.

– Боюсь, в отличие от моей матери Найджелус отклонит твое предложение потанцевать. Я не уверена, что вообще видела его танцующим. Скорее всего, он уйдет сразу же, как она ему позволит, – говорит Беатрис. – Но для того, чтобы измельчить этельдейс и добавить в него звездную пыль, много времени не потребуется. Я уйду задолго до того, как он придет.

– Тебе обязательно смешивать яд именно в его лаборатории? – спрашивает Паскаль.

Беатрис кивает.

– Нужно измельчить сухие цветы, а я не держу ступку и пестик на туалетном столике. Их можно найти на кухне или у лекаря, но там всегда есть люди, так что риск быть пойманной намного выше. Кроме того, Найджелус держит в своей лаборатории немалый запас звездной пыли, и я готова поспорить, что она куда более сильная, чем та, что я могла бы купить на рынке.

– Ты всегда и во всем идешь до конца, Триз, – говорит Паскаль. – Даже когда дело касается цареубийства.

Он задумывается.

– И матереубийства.

Беатрис кивает и, закончив завязывать галстук, опускает руки, но Паскаль ловит их.

– Это не было осуждением, – быстро говорит он. – Я с тобой, ты же это знаешь, правда?

– Я знаю, – говорит она. Паскаль с ней. Она не знает, есть ли в мире место, куда она могла бы пойти и куда он не пошел бы следом, неся факел, чтобы осветить им путь. Она сделала бы то же самое для него, но все же до чего странно, что между ними возникла такая связь. Уже не в первый раз она думает о том, как ей повезло, что их пути сошлись. Он не тот муж, которого она хотела, но он тот друг, в котором она нуждалась.

Но, несмотря на все это, есть вещь, которую она должна сделать в одиночку. Нет нужды, чтобы они оба покидали Бессемию с кровью на руках.

Прежде чем отпустить его руки, она быстро их сжимает.

– Нам пора. Чем скорее я доберусь до лаборатории Найджелуса, тем быстрее я смогу оттуда уйти.

Беатрис чувствует себя странно оттого, что находится в лаборатории Найджелуса, но без самого Найджелуса. Как будто она оказалась в море без рыбы или в птичьей клетке без птиц. Проходя мимо его рабочего стола, она рассматривает его, замечая аккуратную коллекцию мензурок и пробирок, упорядоченных