– Лежишь, – пожала плечами. – Точнее сидишь.

– И? Почему не в больнице?

Я глубоко вздохнула, готовясь к долгой словесной перепалке. Его матушка предупреждала, что Станислав будет выпендриваться, а я, дурочка, так и не подготовила контраргументов. Поэтому выпалила первое, что пришло в голову, нападая сама:

– Потому что вроде как до того, как тебя подстрелили, мы были вместе. Или ты против?

Я поджала губы, вздёрнула подбородок и сурово уставилась на него, ожидая, что получу сейчас не самый лучший ответ. Что Вероцкий сейчас хмыкнет и скажет, что просто удачно проводил время – я ведь сама на этом настаивала. Все глупые, иррациональные страхи выползли наружу, обвились вокруг меня, точно змеи.

А Стас внезапно улыбнулся, кивнул и протянул мне руку:

– Я только за.

И настолько открытой, настолько тёплой была его улыбка, что у меня дыхание перехватило.

– За? – пробормотала в ответ.

– А ты думала, что я сейчас очнусь и внезапно начну орать, что передумал? И это после того, как чуть с ума не сошёл, тебя разыскивая? – усмехнулся он. – Регина Денисовна, у вас своеобразная фантазия.

– У меня она прёт через край, – кивнула я, пытаясь собраться с мыслями.

Руку Стас, к слову, так и не убрал, продолжал держать протянутую ко мне. Я с трепетом вложила в неё свою ладонь, ощущая, как сжимаются его пальцы.

– То есть, ты согласилась забрать больного к себе? – проговорил он, медленно поглаживая мою ладонь.

– Я настояла.

Согласилась – неправильное слово. Вытащить Стаса из цепких лап больницы и матери и забрать к себе было чертовски сложно, но я слишком хотела, чтобы он оказался именно здесь.

– И значит, теперь ты будешь обязана ухаживать за мной?

– Ну да.

– И ставить мне уколы?

– Этим займётся врач, твоя мама договорилась, что он будет приезжать каждый день.

– И перевязывать? – Он поднял взгляд и усмехнулся, но я не сразу сообразила, что этот хитрец что-то замышляет.

– Эй, ты заражение хочешь? Мне нельзя лезть под повязки, пусть врач разбирается – наивно возмутилась в ответ.

– А купать? – продолжил он.

– Что? – опешила я.

– Мыться самому мне тоже сложно, поэтому хорошая медсестра обязана меня купать…

Кажется, у меня загорелись щёки. Нет, я это понимала и не считала каким-то из ряда вон выходящим, потому что Стас всё равно был не калекой, просто могла понадобиться дополнительная помощь. Но сейчас он произнёс это таким тоном, что в голове всплыли исключительно непристойные картины.

– Кормить, холить, лелеять, – всё перечислял Вероцкий, – целовать…

На этих словах он коварно перехватил меня за запястье и дёрнул на себя, заставляя практически выпасть из кресла и завалиться на него. Я ахнула, не удержала равновесие, завозилась, пытаясь подняться, а потом вдруг поняла, что могу случайно навредить его плечу, если обопрусь рукой, и резко затихла.

– Так что насчёт «целовать»? – раздался над ухом довольный голос. – Когда приступишь? И с «кормить» тоже было бы неплохо разобраться.

– Стас, ты невыносим! – вспылила я. – А если бы я сейчас рукой попала прямо по ране? И кровь бы снова пошла? Твоя мама сказала, что тебе половину плеча разворошили, чтоб эту пулю достать!

– Успокойся, мама любит поиздеваться. Там всего лишь маленькая дырочка, честно-честно.

Меня чмокнули в макушку, потом поймали за подбородок, заставляя поднять голову, и утянули в поцелуй. Как я оказалась выше, как обняла его одной рукой за шею, совершенно не помню. Возможно, Стас помог здоровой рукой; возможно, сама переползла, совсем не щадя больного. Впрочем, больным он был только сверху – реакция на поцелуи недвусмысленно ощущалась даже через одеяло.

– Продолжим? – хмыкнул Вероцкий, подаваясь бёдрами мне навстречу.

– А как же «кормить»? – притворно удивилась я, склоняя голову и медленно целуя и покусывая его шею, срывая с губ тяжёлые вздохи. – Хорошая медсестра обязана что-нибудь приготовить, раз пациент просит.

– Можно бы хороший минет – скорее выдохнул, чем сказал Стас.

– Что? – опешила я.

Нет, я услышала, просто… это была как-то неожиданно. А он заглянул мне в глаза, усмехнулся, чмокнул в нос – совсем как тогда, в съемной квартире, в нашем вакууме на двоих – и шепнул:

– Ничего. Я просто тебя люблю.

Что-что? Я когда-то говорила, что бедное сердечко грозило остановиться? О не-е-ет, по-настоящему это случилось только сейчас. Сердце моё остановилось. Замерло. Я бы так и умерла, наверное, если бы не эти живительные объятия. Если бы Стас просто не взял меня за затылок и не прижал к своей груди.

– Я тебя тоже, – пробормотала в ответ, кое-как восстановив дыхание.

– Я знаю. Знаю, – согласился Стас, перебирая пальцами мои волосы.

И, наверное, мы бы так пролежали целую вечность. Просто в объятиях друг друга, не двигаясь, ничего не говоря, не пытаясь даже подняться. Если бы в дверь с противоположной стороны не принялись скрестись.

– Это что? – насторожился Вероцкий. Телохранитель мой. Он даже сейчас был готов закрыть меня собой.

Но тут неведомый гость додумался нажать на ручку – и дверь распахнулась. А потом нам в ноги грохнулась тяжеленная махина.

– Генри! – взвизгнула я. – Я же просила Стаса не тревожить! А вдруг бы швы разошлись?

– Генри? – опешил Стас. – А ты что здесь делаешь, приятель?

Я виновато потупилась, не зная, как объяснить присутствие пса, но не вдаваться в подробности, и, наконец, выпалила:

– Из-за того, что он меня защитил, Генри нельзя числиться в качестве служебной собаки. Его хотели усыпить и… в общем, я забрала его под свою ответственность. Как я могла его бросить, когда он меня спас?

Стас не нашёл, что на это ответить, лишь сжал меня крепче и поцеловал в висок. А я глубоко дышала, лёжа у него на груди, и старалась не проболтаться. Ведь последние пять дней только и делала, что планировала. Большому псу нужно много места, дяде я уже почти выплатила деньги за вторую квартиру. Если их соединить, неплохое получится жилье. А если потом ещё подкопить, можно и дом купить. Ну, тот самый, небольшой «скромный» домик в дорогущем районе.

Ничего, накопим! Просто нужно будет постараться. Потому что я теперь Стаса ни за что не отпущу. Это мой мужчина. И мой пёс-спаситель, между прочим, который отлично понимает даже самые странные команды.