В марте 1929 года на свет появилась Объединенная африканская компания во главе с Бобом. Он пробыл на посту два года, и они оказались самыми провальными в его наполненной триумфами карьере.

Внешние обстоятельства обернулись против него. Крах на Уолл-стрит 1929 года вызвал падение цен на сырьевые материалы во всем мире, да такое, которого Боб никак не мог предвидеть. Он делал закупки в условиях упадка рынка, и это повлекло катастрофические убытки для компании.

Вскоре после того, как Боб возглавил новую компанию, он пригласил Эдварда Беддингтона и Фрэнка Сэмюэла присоединиться к нему в ее правлении. Первый был ему зятем, а другой – коллегой по совету Объединенной синагоги, и, хотя оба пользовались известностью как люди компетентные, нетрудно представить себе, какие пошли слухи после их назначения. Кроме того, он привел с собой специалиста по повышению эффективности, который разъезжал по многочисленным отделениям концерна и увольнял людей направо и налево. Как бы перспективы увольнения ни влияли на умственные способности, они явно подрывают моральное состояние, и во всей компании сложилась нервная обстановка, которую никак не успокаивала резкая и грубая манера Боба вести дела.

В августе 1929 года Lever Brothers слилась с голландской Margarine Unie, образовав компанию Unilever, и благодаря этому в правление компании пришли голландцы. Одним из них был Антон Юргенс, необычайно талантливый администратор, но холодный, безжалостный, непроницаемый человек, и его, привыкшего к голландским методам коллективного управления, не радовали единоличные полномочия Боба.

Директора компании стояли ниже Боба, а правления холдингов-основателей – выше. Первые получали от него приказы, а вторые – результаты, но текущее руководство делами он твердо держал в своих руках. Это работало в «Шелл», но не в Объединенной африканской компании, и она несла большие убытки. В феврале 1930 года Боб сел на корабль и отправился инспектировать объекты компании в Западной Африке. Вернувшись в апреле, он обнаружил, что его в буквальном смысле слова хотят свергнуть. Д’Арси и Юргенс настаивали на создании комитета, который бы надзирал за текущими делами Объединенной африканской компании. Назначенный Бобом Эдвард Беддингтон должен был стать председателем комитета с жалованьем 10 тысяч фунтов, а Боб, который получал 10 тысяч, в дальнейшем должен был получать только пять.

Боб подчинился этим унизительным условиям с необычной для него кротостью, но старые привычки умирают с трудом. Вместо того чтобы действовать через комитет, он продолжал отдавать приказы, как и раньше, в явное нарушение соглашения, которые совершенно конкретно гласили: «Ни один член комитета во время переговоров с управляющими директорами или сотрудниками не должен отдавать им распоряжений в обход комитета». Это дало Юргенсу и Куперу желанный шанс, и они попросили Боба уйти.

Это стало для него тяжелым ударом, ведь он надеялся сделать для Объединенной африканской компании то, что сделал для «Шелл», и при помощи ресурсов концерна внести существенный вклад в развитие Западной Африки.

Его дети уже выросли. Бернарда, старшего сына, мечтавшего о карьере на военно-морском флоте, послали учиться в Дартмурский военно-морской колледж, но из-за плохого зрения ему пришлось вернуться в Клифтон. Оттуда он поступит в Кембридж, и перед мысленным взором Боба уже рисовалось будущее: «Надеюсь, к тому времени, как он повзрослеет, Объединенная африканская будет стоить того, чтобы принять его в свои ряды, и если так, то он сделает себе прекрасную карьеру на всем готовом, да и, честно говоря, она лучше укладывается в мои представления об идеальном месте работы для его поколения, чем военно-морской флот».

Уход Боба из Объединенной африканской компании не лишил его средств к существованию. Он все так же оставался директором нескольких компаний в составе группы «Шелл», а также управлял Baldwin Steel Company. Unilever на прощание выписала ему громадный чек, которого Боб не вполне ожидал, и он смог сказать своей жене: «…Теперь мы сможем оплатить наши сверхналоги, не влезая в долги».

В 1935 году Боб вместе с Элис отправился в качестве официального представителя группы «Роял датч» – «Шелл» на торжественное открытие трубопровода Киркук – Хайфа, построенного Иракской нефтяной компанией. 16 января, посетив праздничные мероприятия в Хайфе, они возвращались в Иерусалим на машине и врезались в тяжелый грузовик. Боб получил серьезные травмы. Казалось, Элис пострадала не так сильно, в основном от шока. Но через несколько дней у нее началась пневмония, и 24 января она умерла. Ее похоронили на горе Скопус, глядевшей на Старый город.

«Утрата подкосила его, – писал Энрикес. – Непривычно терпимый ко всем, невиданно тихий, ласковый и мягкий с детьми, он не улыбался больше года».

Он еще найдет в жизни немало утешений. Его дочь Хетти чудом оправилась от полиомиелита и вела счастливую, вполне обычную жизнь. Она вышла за Оливера Сибэг-Монтефиоре, молодого управленца из «Шелл». Сыновья Боба выросли, и он смотрел на их жизненный путь со смесью гордости и неодобрения. Молодое поколение Родни ни в малейшей степени не испытывало склонности ограничиваться в браке исключительно еврейскими сверстниками, и многие из них переженились с христианами. Бернард, однако, нашел себе еврейскую жену – Джойс Нейтан, дочь майора Нейтана, старшего партнера в лондонской юридической фирме «Нейтан, Оппенхаймер и Вандайк», будущего министра гражданской авиации в администрации Эттли[102].

«Его переполняла радость, – позднее вспоминал покойный Эфраим Левин, служитель Новой Вест-Эндской синагоги. – Он вошел в комнату, приплясывая, и сообщил мне новость. А когда сэр Роберт приплясывает, это, скажу я вам, необычайное зрелище». Его другой сын Мэтью женился на иноверке, но, хотя это вызвало у отца некоторое огорчение и растерянность, они не стали чужими людьми.

Огорчение и растерянность легко объяснить, ведь Боб теперь стал мирским главой англоеврейского сообщества. Он к этой роли не стремился, но, как только его втянуло в дела общины, он взялся за них со своей обычной энергией, что не могло не вывести его в первые люди.

Боб по натуре был религиозным человеком, склонным к глубокому самокопанию, и часто находил в молитве источник поддержки и утешения, но видел в вере очень личное дело, нечто такое, что происходит между взрослыми людьми по согласию, в уединении, и не любил внешних проявлений религиозности. Он не соблюдал принципов кашрута, работал, охотился и играл в Шаббат, его редко видели в синагоге, и он и по образу жизни, и по вере был неизмеримо далек от Объединенной синагоги – ортодоксального религиозного заведения, которое возглавлял.

Что же он там делал? Таким вопросом задавалось все больше людей.

Его втянули туда предки. Они буквально создали Объединенную синагогу. Хотя почти всегда во главе ее стоял кто-то из Ротшильдов, хозяйничали в ней Коэны. Формально ею руководил совет из делегатов, выбранных входящими в ее состав синагогами, но фактическое руководство находилось в руках исполнительного комитета из президента, двух вицепрезидентов, почетного секретаря и двух почетных казначеев, которые должны были набираться в комитет из числа участников совета, но довольно часто приходили извне.