прозаической ситуации, когда разнородная группа людей проходит через крушение, буран или аварию на спасательной шлюпке или длительно находится в зале ожидания аэропорта или в изолированном горном отеле.

Жизнь на роскошном океанском лайнере стала своего рода праздником для труппы, ничего подобного никто из них, даже искушенная Ромола, не испытывал прежде. Только Манингсова, в своем предыдущем воплощении Хилда Маннинге, пересекала прежде Атлантику, чтобы танцевать в Америке. Путешествие продлится двадцать один день, но «Эйвон» должен был зайти в Виго, Лиссабон и на Мадейру, и до тех пор, пока корабль не покинул европейские воды, привычная рутина корабельного быта еще не утвердилась. Однако в повседневной жизни труппы присутствовало три постоянных фактора: Ольгу Хохлову каждый день тошнило, Рамберг, ненавидевшая жару, иногда падала из-за нее в обморок и, стремясь к самосовершенствованию, занималась в одиночестве в своей комнате; а Ромола Пульски, старавшаяся очаровать любого, кто мог оказаться ей полезным и помочь вступить в контакт с Нижинским, систематически патрулировала палубу (хотя и ненавидела ходьбу), преследуя свою застенчивую жертву.

Поставив себя на место Ромолы и выбросив из памяти знание о том, что произошло позднее, мы должны признаться, что не было ничего принципиально неверного в ее преследовании Нижинского. В конце концов, мужчины часто бывали настолько потрясены красотой и талантом актрис или танцовщиц, что следовали за ними по свету в надежде добиться любви, физической близости, дружбы или хотя бы крох внимания. Они даже не всегда были влюблены, действуя подобным образом, а просто увлечены сценическим воплощением или околдованы личностью звезды. Никто не осуждает их. Отрицать право женщины преследовать гениального мужчину — значит быть просто твердокаменным женоненавистником. То, что Ромола пыталась завлечь Нижинского, не любя его, кажется странным, но, по-видимому, так и было. Ей было только двадцать три, она отличалась решительностью, а это воспринималось ею как приключение. Она обладала хорошим вкусом, восхищаясь гением Нижинского. Но могла ли она оценить последствия для Русского балета, если ей удастся отделить танцора от Дягилева, и предвидеть воздействие всего произошедшего на самого Вацлава? Молодые люди не заглядывают слишком далеко вперед. И конечно же какой бы решительной ни была Ромола, она не могла по-настоящему поверить в возможность своей помолвки с Нижинским еще до того, как она поставит ногу на землю Южной Америки. Для нее это была своего рода игра, невозможное испытание, которое она сама перед собой поставила. Если мы восхищаемся Александром Македонским за то, что он решитеьно отправился на завоевание Индии, мы должны все же признать достойной некоторого восхищения силу характера Ромолы Пульски, дед которой восстал против Габсбургов, а дядя покорил Мадагаскар, побудившую ее соединиться каким-либо образом с артистом, которым восхищалась больше всех на свете.

А что было на уме у Нижинского в начале этого длинного жаркого путешествия? Безусловно, ему и в голову не приходило, что он женится и покинет Дягилева. Русский балет был его жизнью, он любил свою работу. Он не мог не поклоняться Дягилеву за то, что тот предоставил ему такие восхитительные роли и дал возможность самому создавать балеты, за то, что превратил его в кумира Европы. Если даже он не испытывал к нему физической любви, то должен был ощущать любовь преуспевающего ученика к вдохновившему его учителю, открывшему дверь в мир, наполненный чудесами. Все его поступки были направлены на то, чтобы завоевать одобрение Дягилева. Но ему было двадцать четыре, он находился в море, солнце сияло. Он хотел любви, нуждался в любви. Мечтал ли он о мужчине или о женщине, не столь важно. И то и другое вполне вероятно. Между прочим, если связь Вацлава с женщиной не исключала полностью работу в дягилевской труппе, то роман с другим мужчиной делал ее абсолютно невозможной. Дягилев никогда бы не возвысился над своей ревностью. Мне кажется, что во время этого путешествия, вдали от Дягилева, его вполне мог соблазнить какой-нибудь другой молодой человек, он мог бы даже влюбиться в него, но, скорее всего, его мысли были обращены к девушкам.

Однако девушки представляли собой проблему для этого скрытного, много работающего и изолированного от окружающих молодого человека, а его высокое положение возводило барьер между ним и другими танцорами. Так, например, он не мог позволить себе дать пищу для сплетен, различных комментариев и насмешек, спустившись во второй класс, чтобы поухаживать за прелестной обладательницей каштановых волос Хохловой, или блондинкой Манингсовой, или умной Бьюик! К тому же он был настолько хорошо воспитанным, таким чувствительным и обладал всеми качествами джентльмена, так что недолговечная связь должна была казаться ему низменной и недостойной его. Только красивый роман может освятить сексуальные отношения или брак. Но если даже он и был уже готов оставить Дягилева, как это могло произойти? Ведь Нижинскому было вообще очень трудно заняться любовью.

Но природа, слепая сваха, обеспечила для него исключительную ситуацию. Совсем как месье де Шарлю в сцене, открывающей «Содом и Гоморру» Пруста, когда он нанес визит мадам де Виллепарисис во внеурочное время, в десять часов утра, из-за ее недомогания, и ему посчастливилось познакомится с еще не ушедшим на службу портным Жюльеном, одним из немногочисленных гомосексуалистов, которому нравились исключительно старики; и словно пчела невероятным образом принесла пыльцу, чтобы оплодотворить редкую орхидею герцогини, обреченную в противном случае на бесплодие, точно так же природа приблизила к танцору, так похожему на редкую орхидею и не способному искать любви среди артистов своей труппы и не имевшему ни времени, ни возможности находить кого-либо на стороне, молодую женщину, связанную с труппой, но не участницу ее, умеющую танцевать и в то же время свободную от правил, обязательных для других танцоров, привлекательную девушку хорошего происхождения, рожденную в артистической и театральной семье, унаследовавшую к тому же от своих храбрых предков способность взять инициативу на себя, если ее предполагаемый партнер не может этого сделать. Как Пруст писал об удаче месье де Шарлю и орхидеи: это «настолько невероятная случайность, что ее можно назвать своего рода чудом». Наверное, это была шутка природы или шалость судьбы, но в любом случае — нечто прекрасное.

Природа была не единственной свахой: на борту «Эйвона» находились люди, которые, познакомившись с сюжетом пьесы, слишком охотно бросились выполнять отведенные им роли — Гинцбург, его немолодая возлюбленная Екатерина Облакова, ее подруга из кордебалета, шикарная, хорошенькая Жозефина Ковалевская, состоявшая в связи с Ага Ханом. Если у Гинцбурга уже возник смутный план, чтобы управлять балетной труппой без Дягилева (и надо отдать ему должное, у него были все основания полагать, что ни