– Это справедливо! – раздался женский голос, чистый и выразительный.

Проказница. Тут наконец у меня в голове сложилась мозаика, и я понял, что происходит: второй живой корабль приближался к нам, волоча якорь, не для того, чтобы лучше слышать спор, но чтобы вмешаться в него.

– Альтия, ты сама это понимаешь! Если бы я направлялась в свое последнее плавание, неужели ты бы не отпустила со мной Эйсына? Прислушайся к ним! Они имеют права требовать, чтобы Кеннитссон отправился с ними, после всего, через что они прошли, когда были семейным кораблем Ладлаков!

– Да что у вас там происходит? – крикнул Уинтроу в тишине, воцарившейся ненадолго после слов Проказницы.

– То, что должно произойти! – ответила она ему, прежде чем это успел сделать кто-то из ее команды. – Неужели вы все думали, что я не увижу правды в словах Совершенного? Пусть я живой корабль, пусть я была волшебным судном для многих поколений вашей семьи, но Совершенный прав: глубоко внутри мы все знаем, кто мы на самом деле. Мы знали это даже прежде, чем вскрылась истинная природа диводрева. Я стану драконом, каким была когда-то, Уинтроу! Я не знаю ни одного живого корабля, который не мечтал бы снова подняться в небо. И поэтому я последую за Совершенным. Не только в Клеррес, но и потом – в Дождевые чащобы, чтобы потребовать себе Серебра, на которое я имею право как любой дракон!

– Ты отправишься с Совершенным в Клеррес?

– Ты хочешь стать драконом? – одновременно выпалили Альтия и Уинтроу.

– Я думаю об этом, – рассудительно ответил корабль.

– Но зачем тебе идти в Клеррес? – Судя по голосу, Брэшен совершенно растерялся. – Почему не направиться прямо в Кельсингру?

– Потому что в моей памяти что-то всколыхнулось. Что-то из драконьих воспоминаний, тех, что покоятся под напластованиями человеческих мыслей и страстей. Воспоминаний, так искромсанных человеческими впечатлениями, что от них мало что осталось. Знаю только, что при звуке этого имени – Клеррес – во мне вздымается гнев, гнев на предателей. Драконы мало что запоминают из лет, проведенных в обличье змеев, но я что-то помню… Что-то такое, что нельзя простить.

– ДА! – выкрикнул в ночное небо Совершенный, запрокинув голову.

Восторг, охвативший корабль, передался мне. Губы мои помимо моей воли норовили разойтись в улыбке. «Как же велика его Сила», – подумал я и вдруг увидел, как он это делает, как внушает мне свои чувства, и радость схлынула, оставив дрожь оторопи.

Я убрал руку Янтарь со своего запястья и сказал Спарк:

– Пожалуйста, позаботься о леди Янтарь. Мне нужно побыть одному и подумать.

Янтарь схватила меня за рубашку:

– Ты уходишь? Разве ты не хочешь остаться и послушать?

Я с силой оторвал ее руку. Получилось грубее, чем хотел. И когда я заговорил, в голосе моем прозвучали злость и досада, хотя злился я на себя – за то, что проглядел очевидное.

– Что толку слушать? Они без нас решат, что будет с нами, когда мы отправимся в путь и кто поплывет с нами. А мне есть о чем подумать. С тобой останутся Спарк, Пер и Лант. Мне надо поразмыслить.

– Понимаю, – ответила она, но голос выдавал недоумение.

Я просто не мог с ходу описать ей всю внезапно открывшуюся мне картину того, как корабль управляет чувствами людей. И пошел прочь, в кубрик. Пустые гамаки. Из моряцких сундучков и кис осталось всего несколько. Я присел на чей-то сундук в темном и душном трюме и глубоко задумался. Ощущение было такое, будто собираю по кусочкам разбитую чашку.

Серебро, которого так жаждут живые корабли и которое драконы так ревностно охраняют, – та самая Сила, что я видел на руках Верити, когда он вырезал своего дракона. Это первозданная, сырая магия, самая суть Силы. Я видел, как она густой слизью покрыла руки моего короля, видел, как он с ее помощью придавал камню форму. Во сне Силы я видел Верити у реки, где в воде текла широкая струя Серебра. Я видел, как Серебро переливалось тончайшими нитями в драконьей крови и как эта кровь ускорила исцеление Шута – в точности как Сила выправила изъяны детей в Кельсингре.

Выходит, Серебро – это и есть Сила, а Сила – это магия, которую я умею направлять разумом и волей, чтобы мысленно поговорить с Чейдом. Шут когда-то намекал, что в моих жилах течет кровь дракона. Смоляной утверждал, что я – человек дракона. Имел ли он в виду каменного дракона или эхо Верити, сохранившееся в моей памяти? Теперь я заново вернулся к этой мысли. Что, если я унаследовал от своих предков нечто в крови, крошечную малость настоящего Серебра? Возможно, это оно и позволяет мне вторгаться в чужие мысли? Вкрапления Серебра есть в путеводных камнях, в столпах Силы, способных переносить меня с места на место. Прожилки Серебра были и в камне, из которого Верити высекал своего дракона, и в других каменных драконах, спавших, пока я не пробудил их своим прикосновением и кровью. И в тех каменных брусках камня памяти, что хранят записи Элдерлингов.

Что же тогда представляет собой поток Силы, при помощи которого я дотягивался мысленно до Неттл или Дьютифула? Теперь стало ясно: он существует не в моей голове, это нечто реальное. И там, в этом потоке, кроме нас, есть и другие. Могущественные разумы, такие манящие, способные поглотить меня. Кто они? Не померещилось ли мне там присутствие Верити? Или короля Шрюда? И при чем тут Серебро?

Мысли неслись наперегонки, отталкивая друг друга. С раздумий о потоке Силы я перескочил на попытки вообразить, какие чудеса мог бы творить, выпив Серебро из флаконов, которые подарил мне Рапскаль. Искушение было велико, но и страх не меньше. Обрету ли я великую мощь или умру мучительной смертью? Как много Серебра человеческое тело способно усвоить без вреда для себя? Совершенный стал намного сильнее, когда Янтарь напоила его Серебром. В каждом из флаконов, лежавших в моем мешке, в два раза больше Серебра, чем он выпил. А он и без того уже расплескивает свои чувства с такой силой, что мне стоит немалого труда защищаться. Понимает ли он, что творит с людьми? Или это я больше прочих уязвим для него, потому что учился направлять Силу? Если он понимает, что делает, и делает это целенаправленно, смогу ли я сопротивляться?

Хоть кто-нибудь сможет?

Когда каменные драконы поднялись в небо и Верити повел их на бой с красными кораблями, у воинов на полях битвы под ними мутился разум. Драконы разили наших врагов кислотным дыханием, сметали порывами ветра от могучих крыльев, хлестали каменными хвостами. Но страшнее всего было то, что они творили с умами людей. Те, над кем пролетали драконы, теряли память. Это чем-то напоминало то, как пираты Внешних островов «перековывали» пленных. Даже наши собственные воины страдали от потери памяти при приближении драконов. Даже появление самого Верити в Оленьем замке помутило память его защитников. Свидетели того, как королева и Старлинг вернулись в замок, сохранили лишь туманные воспоминания. Большинство из них рассказывали потом, что Верити сидел верхом на драконе, когда доставил их в замок. А не что король превратился в дракона.