Время нашего пребывания здесь текло быстро, весело, приятно, и мы проводили его в разных занятиях, наслаждаясь прекрасным климатом. Всегда, как только выходили на берег наши офицеры и матросы, островитяне принимали их предпочтительно пред всеми жившими здесь европейцами; везде и все нас ласкали, и мы не имели ни малейшей причины для недовольства.

Я нашел на этом острове множество перемен против того, что видел в первый раз, но ни одной к лучшему. Введение христианства поселившимися здесь после смерти Камеамеа миссионерами Соединенных Штатов, конечно, составит значительную и славную эпоху в истории этих островов и могло бы считаться началом золотого века, ежели бы проповедование на первый раз ограничилось только улучшением нравственности островитян, потом искоренением грубейших предрассудков и, наконец, постепенным, скромным подготовлением к принятию святых правил и таинств, а не воспламенением духа мечтами, обременением тем, что по недостатку образования для них совершенно неудобопонятно, вводит в гибельные заблуждения, умножает предрассудки, усиливает суеверие и помрачает чистейшую веру.

Вообще жители островов Южного моря не имеют никакой образованности, никаких введенных приличием и силою законов привычек; мягкий, непостоянный и беспечный характер, живость и веселое расположение духа рождают необходимую потребность в разных игрищах, плясках и пении. Жители Сандвичевых островов имеют эти качества в полной мере, поэтому они всегда были чрезвычайно пристрастны к увеселениям. Надлежало бы мало-помалу облагораживать их мерами благоразумия; но господа миссионеры, не входя в природный характер дикарей, не рассуждая, что они вовсе еще неспособны к уразумению высоких истин Евангелия, не думая, что при таком великом деле до́лжно употребить все предосторожности, чтобы не дать ему кривого направления, начали введение христианства тем, чем бы до́лжно было кончить.

Прежде всего, они крестили всех без разбору, не обращая ни малейшего внимания на то, понимает ли новокрещенный важность священнодействия и способен ли знать, ценить и выполнять возлагаемые на него званием христианина обязанности; сверх этого, строжайше запретили всякого рода игры, пляски и даже пение песен. По воскресным дням и прочим праздникам новые христиане не должны разводить огонь, несколько раз в день обязаны ходить в церковь. Миссионеры принудили и дома большую часть времени тратить на чтение молитвенных книг. Эти и многие подобные правила, без сомнения, никто из благомыслящих не может одобрить, да и нельзя себе представить, что в сердцах людей, привыкших единственно к чувственным наслаждениям, таким образом можно насадить семена Божественной веры. Такие насильственные и недостойные апостольского звания меры только искажают религию.

17 января 1825 г. прибыл с острова Атуай, счастливо окончив свою экспедицию, мой старый знакомый Кареймоку. Когда правительственный бриг, на котором он пришел, бросил якорь на рейде, я послал поздравить Кареймоку с прибытием. Он, несмотря на нездоровье, не побывав на берегу, где весь народ ожидал его с нетерпением, тотчас пересел на посланную шлюпку и приехал к нам на шлюп. Увидевшись со мною, он был восхищен, но радость часто прерывалась горестным воспоминанием о Камеамеа, которого он очень любил и которого он не мог не вспоминать при свидании со мною, потому что он видел ласковое отношение ко мне доброго, умного владетеля и знал, что я почитал его. Я подарил Кареймоку хорошо выгравированный портрет Камеамеа и этим чрезвычайно его обрадовал. Когда он пристал к берегу, народ не кричал, а плакал от радости и принял его со всеми знаками детской любви и почтения.

Так как медь на подводной части шлюпа во многих местах отстала, то для исправления надо было бы в Ситкхе шлюп выгрузить и килевать; там работа была бы сопряжена с большими затруднениями, да и самый пост, который мы там должны занимать, едва ли позволил бы такого рода работы. Я очень обрадовался, когда здесь нашлись дикари, которые, осмотрев подводную часть судна, исправили все повреждения, работая под водою, за хорошую, впрочем, плату. Самое долгое время, которое они проводили под водою, продолжалось 48 секунд; они выходили на поверхность только на короткое время перевести дух и снова опускались. Мы имели на шлюпе двух матросов, которые хорошо ныряли; опускаясь в воду, они, так сказать, ревизовали работу дикарей.

К 31 января шлюп был приведен в такое состояние, что мог противостоять зимним жестоким штормам, ожидавшим нас на пути в Ситку, и мы в 6 часов утра вышли из гавани. Кареймоку приехал ко мне с тремя большими двойными лодками, которые помогали нам буксироваться; он простился и, душевно скорбя о нашем отбытии, расстался с нами, а когда пристал к берегу, то крепость салютовала нам пятью выстрелами, на что мы отвечали равным числом. Легкий ветерок удалил нас от берега, и мы начали держать к западу, чтобы пройти между островами Вагу и Атуай к северу.

Широта крепости в гавани Гана-Рура 21°17'57'' с.; долгота, выведенная более чем из 300 лунных расстояний, 158°00'30'' з. Долгота Гана-Руре, по наблюдениям на бриге «Рюрик», 157°52' з., средняя 157°56'45'' з., долгота по определению лорда Бейрона 157°56'55'' з. Склонение 10° О. Прикладной час в Гана-Руре равен 3 часам; разность между большой и малой водой возле пристани – до одного фута.

Тихие ветры не позволили нам ранее 3 февраля достичь пролива между островами Вагу и Атуай. Здесь нас встретила чрезвычайно великая зыбь от NW, которая продолжалась 11 дней и служила доказательством, что в этом направлении в бо́льших широтах должны были еще свирепствовать сильные ветры. Выйдя из пролива, я приказал держать прямо к северу, чтобы кратчайшим путем пересечь полосу пассатных ветров и тем избавиться от господствующих вблизи тропика штилей, а достигнув мест, где обыкновенно дует западный ветер, идти по ветру к Новоархангельской крепости.

По сведениям, собранным на о. Вагу от некоторых корабельщиков китобойных судов, в широте 35°0' с., долготе 155°0' з. находится остров; мы, пройдя 14 февраля через это самое место, не заметили ни малейших признаков берега. Около этого места вошли в полосу, где большею частью господствуют западные ветры, которые дули с такой силой, что мы часто брали все рифы у марселей, а нередко и вовсе крепили их; впрочем, на всем пути счастье нам благоприятствовало и не случилось ни одного жестокого шторма. Наш путь склонился к О, и мы довольно быстро приближались к американским берегам; холодная, сырая погода (от которой, пробыв так долго между тропиками, мы несколько отвыкли) была для нас весьма неприятна, хотя термометр редко доходил до точки замерзания.

22 февраля, когда по счислению находились в широте 54°5' с., долготе 138°37' з., мы выдержали крепкий О– и ONO-ветер, сильнейший на всем переходе; к счастью, он продолжался не слишком долго. После него настала ясная погода и попутный NW-ветер; мы быстро понеслись вперед. Идя скоро и спокойно, наслаждаясь совершенным здоровьем и приближаясь к цели, мы легко забыли перенесенные трудности. Перед самым полднем 23-го числа открылись берега, лежащие в окрестностях мыса Эджком. Полуденным наблюдением мы установили, что за прошедшие двое суток течение увлекло нас на 30 миль к северу. К заходу солнца мы были в проливе между островами Биорки и мысом Эджком, где провели всю ночь под малыми парусами; на следующий день к полудню благополучно достигли якорного места против Новоархангельской крепости, где и заняли пост для защиты колонии.