– Что-то спать хочется, Коленька. Уже и ног под собой не чую. Я так смертельно устала сегодня – как, наверное, еще никогда в жизни. Не заболеть бы!

– Да, да, конечно… Я понимаю… Здесь имеется большая спальня на втором этаже. Я сейчас тебя туда провожу, – бодро откликнулся Николай и слегка засуетился с посудой на столе. Через несколько минут он повел меня из стуи-гостиной в соседнее помещение, где находилась деревянная спиралеобразная лестница с выкрашенными в белый цвет перилами.

Войдя туда, я сразу же слегка остолбенела: в той обширной светлой проходной зале стоял преудивительнейший, совершенно прозрачный, как бы хрустальный рояль в форме подковы. Никогда раньше я таких не видела и потому изумленно замерла, с восторгом разглядывая красивые золотистые молоточки, кнопочки и решеточки внутри того замечательного инструмента.

– А, рояль… Этот мой товарищ-бизнесмен музыкой увлекается и сам отлично играет на многих инструментах. Любит Чайковского, Прокофьева тоже, еще Стравинского, – вяло отозвался на мои восторги Николай, не бросив даже полвзгляда в сторону хрустального чуда.

– Удивительный вкус у твоего друга, Коля. Дом его – чистая эклектика, смешение двух совершенно разных стилей: нарочито грубоватой избы в старонорвежской деревне и изысканного салонного минималистического декаданса. Мне бы такое и в голову не пришло, а как элегантно получилось в итоге.

– Так Рольфу архитекторы спроектировали, а дизайнеры оформили дачный дом. Сам-то по себе он любит что попроще. Он вообще простой хороший норвежский мужик, на лося или кабана иногда приглашает меня поохотиться, хотя, если признаться честно, охотник я еще пока не очень…

Мы поднялись по изящно изогнутой лесенке: Коля впереди, я за ним. Передо мной распахнулась тяжелая массивная дверь в хозяйскую, наверное, спальню, зажегся сферической формы ночник на полу, и я с любопытством обозрела место, где предстояло провести неизвестно сколько ночей. Надо же, даже на час вперед предсказать течение своей собственной жизни теперь сделалось проблемой; оказывается подобная неопределенность стоит человеку массу нервов и сил. Страх перед неопределенностью будущего хуже вампира и быстрее каннибала может съесть человека с потрохами и никогда не подавиться. Я как можно глубже вздохнула и, пока не поздно, постаралась сосредоточиться на рассмотрении элементов обстановки. Разглядев же эти детали получше, так и замерла от изумления: комнату украшали три мои фотопортрета размером А4, то есть стандартного печатного листа, в рамочках под красное дерево.

Нет, такое действительно было для меня сверхнеожиданностью! Здесь, в чужом незнакомом доме, и надо же – мне и в голову никогда бы не пришло… Я-то вначале подумала о хозяйских родственниках: жене или дочери…

На первом портрете я в своем бежевом длинном пальто кокетливо обнималась с бронзовой голышкой с Акербригге, и ветер с моря старательно раздувал мои ярко-золотистые волосы в виде фантастической короны над головой. На другом – я, слегка затуманенными, но ангельски синими глазами взирала на фотографа и загадочней Джоконды улыбалась уголками ярко-перламутровых губ. Шелковая туника типа греческих классическими складками благородно ниспадала с моих покатых, весьма, оказывается, полных плеч. За мягкими плечами и высокой шеей виднелось отражение моего же затылка в кусочке зеркального стекла, часть тяжелой, художественно декорированной рамы и несколько плиток светлого мрамора – декор посольских стен. Последнее же изображение являло взору весьма милую и донельзя смешливую веселушку-лукавушку с игрушечным тигренком в руках, то был подарок Коли – талисманчик на счастье. Фоном мне служило лохматое чучело бурого медведя в национальной русской, богато расшитой рубашке красного цвета; тут дело явно происходило в ресторане гостиницы «Националь» в Москве же.

– Ой, Коленька, надо же. Да здесь, оказывается, устроена персональная выставка моего культа личности. Я, признаться, совсем ничего такого не ожидала. Спасибо!

– Да не за что, Вероник. Это я так просто… – сильно смутился мой товарищ и как можно скорее опустил в пол карие свои очи.

В остальном обстановка в спальне за исключением уже упомянутого, так чудесно сияющего нежно-розоватым светом большого напольного шара была довольно спартанской, хотя еще, наверное, стоит упомянуть в виде приятной неожиданности совершенно безразмерную водяную кровать с подогревом. Такие забавные кровати были в особой моде где-то на исходе восьмидесятых, сейчас же про их существование почти все забыли. Чуть позже я обратила внимание на мастодонтского вида, нарочито грубо сколоченный письменный стол из сосны, стоящий в левом дальнем углу достаточно большой комнаты, и такого же мезозойского вида стул. Над столом красовался большой портрет мужественно-усатого моряка-рыбака, выполненный маслом – видимо, хозяин уважал национальную живопись примерно столетней давности. Это было абсолютно все: даже ковра на полу не было, а сам пол представлял широкие доски цвета натурального дерева.

Николай бегло, как если бы куда-то невероятно заторопился, продемонстрировал мне встроенные стенные шкафы и управление подогревом матраса, пожелал доброй ночи и сразу же ретировался за дверь. Я послушала удаляющиеся вниз по лестнице шаги, благодарно оценила его сердечную деликатность, заперла дверь на торчащий из нее ключ и совсем по-детски запрыгнула в самую середину матраса – мини-океана. В следующую секунду сделалось и смешно и славно: ура – теперь я освободилась и никому ничего не должна! «Всегда ходи путями сердца своего, Вероника», – словами из Библии уверенно поддержал меня мой внутренний голос. Поначалу в постели показалось как-то не совсем привычно и удобно, оттого что вокруг все хлюпало, но все равно очень радостно, а несколькими мгновениями позже мини-волны тело здорово расслабили, просто растворили до основания – стало невероятно лень даже пальцем пошевелить. Спать, однако, тоже расхотелось, чему я сильно удивилась. Боже, а ведь как я всю жизнь мечтала жить в красивом доме с садом. Как много раз мне снился мой дом и мой сад: в саду том – вечно текущая женственная вода и молчаливые камни, изогнутые мостики и кружевные беседки, белые и красные цветы, изумрудные деревья, легкий шепот листвы, поющие цикады и тени на белой стене иногда при задумчивой луне, а иногда – от шаловливого солнца. А мой дом обязательно отражается в медленных водах; там голубые, как небо, мозаичные полы, чудесный мраморный уютный камин, свечи и звуки музыки…

Ничего этого у меня нет и не будет, одни глупые фантазии… Нет, все же недаром моя бабушка была твердо убеждена: как только человек оказывается в обстоятельствах, точь-в-точь соответствующих его самым сокровенным мечтам, то пусть постарается унять свои иллюзии и понять, что он просто-напросто уже умер. Только таким путем мертвец и способен обнаружить, что более он не жилец на этом, извечно полном всевозможных несовпадений желаний и возможностей белом свете… В большое окошко вкрадчиво заглядывала та самая медовая луна-обманщица. Я заставила себя выбраться из матраса и опустить плотную гардину из какой-то жесткой ткани. Не хочу, чтобы она на меня светила! Не хочу быть несчастной! Теперь стало гораздо лучше и правильнее, нечего мне мечтать о несбыточном. Залезла обратно в плещущуюся и бултыхающую постель и заснула поистине мертвецким сном.