Генрих Борисович Слиозберг родился в местечке Мир, Мин­ской губернии, в 1863 г. В том же году его отец переехал со всей семьей в Полтаву, где прошли детские и юношеские годы Слиозберга вплоть до окончания гимназии. В 1882 г. он поступил на юридический факультет С.-Петербургского университета. По­лучив золотую медаль за сочинение по уголовному праву, он считал себя вправе рассчитывать на то, что ему предложат ос­таться при университете для подготовки к профессуре, о кото­рой он мечтал. Профессора Фойницкий и Сергиевский поддер­живали его в этом стремлении, но попечитель округа Новиков не счел возможным даже ходатайствовать перед министром на­родного просвещения, графом Деляновым, об оставлении еврея при университете.

Также тщетно пытался Слиозберг поступить на государст­венную службу в Сенат. Несмотря на неудачи, он все же продол­жал надеяться, что профессура не останется навсегда для него закрытой и если он напишет серьезный научный труд, за кото­рый получит ученую степень, для него сделают исключение и откроют перед ним двери университета. Для пополнения своего образования он отправился за границу, где слушал лекции све­тил юридических наук того времени в университетах Гейдель­берга, Лейпцига и Лиона.

По возвращении в С.-Петербург в 1888 г. он сдал экзамен на степень магистра уголовного права.

Однако, это не открыло ему дороги к профессуре; надежды Слиозберга не оправдались — исключения для него не сделали!

Несмотря на горечь разочарования, у Слиозберга и мысли не возникло о возможности перемены вероисповедания. Любопыт­ный случай рассказывает по этому поводу Грузенберг. Когда Грузенберг, по окончании киевского университета, нагружен­ный рекомендациями, приехал в Петербург, он явился с пись­мом к проф. Фойницкому. Фойницкий внимательно прочел письмо и произнес:

«н-да; старая история... упорное цепляние за религию, которое так присуще еврейской интеллигенции, хотя она такая же неверующая, как наша... Недалеко ходить за приме­ром, может быть, слыхали про Слиозберга... тоже еврей... Та­лантливый, умница да, в придачу, работяга... И за границей за свой счет два года проработал... хоть сейчас на кафедру — не ос­рамит... да, вот, подите ж... хочу оставаться евреем... ну, и оста­вайся, только перемени метрику...».

Окончательно простившись с мыслью о профессуре, Слиозберг должен был искать источник существования для себя и своей семьи. Он записался в помощники присяжного поверен­ного и успел получить свидетельство на ведение гражданских дел, почти накануне введения ограничений, вступивших в силу вслед за утверждением манасеинского доклада.

Но научной работы Слиозберг не прекратил. Слишком уж она соответствовала складу его ума и желаниям сердца. Он много потрудился в С.-Петербургском юридическом обществе, в уголовном его отделении, в качестве секретаря редакционно­го комитета. В 90-х годах Слиозберг являлся докладчиком юридического общества по всем серьезным вопросам теории и практики уголовного права. Он также принимал активное уча­стие в юридической прессе. Особое внимание петербургского юридического мира привлек его доклад о новых веяниях в уго­ловном праве, вызвавший оживленные прения среди кримина­листов.

Поиски заработка привели Слиозберга к работе по юрискон­сультской части министерства внутренних дел. Юрисконсульт министерства искал молодого юриста, который помогал бы ему в разработке министерских дел. К нему направили Слиозберга, и он сделал его своим неофициальным помощником. Это поло­жило начало всей будущей юридической деятельности Слиозберга, как выдающегося знатока административного права. По ходу своей работы Слиозберг получил возможность во всех по­дробностях ознакомиться с законодательством и администра­тивными распоряжениями, опутывавшими густой сетью беспра­вия русское еврейство. Борьбе с этим бесправием и отдал Сли­озберг все свои силы.

Традиционным представителем русского еврейства считал­ся в то время барон Гораций Осипович Гинцбург, посвящав­ший много времени и внимания еврейским делам. Первенст­вующее положение, занимаемое бароном Гинцбургом в столи­це, и личное его обаяние способствовали успеху его никогда не прекращавшихся ходатайств перед высшими властями. Слиозберг был приглашен юрисконсультом конторы Гинцбурга и вместе с ним всецело ушел в дело защиты еврейских ин­тересов.

Он приступил к своей работе во всеоружии исчерпывающих знаний законов, циркуляров и сенатских разъяснений, касаю­щихся евреев. Ограничительные законы, часто неясные и проти­воречивые, оставляли место для толкования в смысле новых ог­раничений. Почти по каждому делу приходилось отстаивать благоприятное для евреев толкование закона, проявлять боль­шую изобретательность, изощряться в сложнейших аргумента­циях, исписывать бесконечное количество бумаг, убеждать, до­казывать... Особенно мучительна была борьба за право житель­ства или, вернее, как писал Слиозберг, «за право жить». Каждое дело о выселении, получившее в сенате неблагоприятное реше­ние могло служить прецедентом для других выселений. Так что каждый отдельный случай превращался в дело чрезвычайной важности для целого ряда людей, и Слиозберг, защищая интере­сы жалобщика, тем самым являлся защитником всего еврейско­го населения.

В трех томах своих «Дела минувших дней; записки русско­го еврея», написанных им уже в изгнании, в Париже, Генрих Борисович рассказал, как после смерти Александра II все тес­нее и теснее сжимало кольцо ограничений русское еврейство, как с каждым новым административным распоряжением и разъяснением Сената в царствование Александра III, и в осо­бенности Николая II, росло бесправие. Он также описал ту не­устанную мучительную борьбу, которую вело еврейство про­тив правительственного гнета. Нужно было упорно отстаивать те немногие права, которыми еще располагали евреи, т. к. про­извол угрожал уничтожить самую возможность существова­ния еврейской массы, если не отстаивать шаг за шагом эти пра­ва теми законными средствами, которые еще оставались в рас­поряжении евреев.

К Слиозбергу стекались дела ищущих покровительства и справедливости из разных концов России. Он пытался оградить их от притеснений местных властей, хлопотал за лиц, выселяе­мых усердными губернаторами, возглавлял групповые ходатай­ства, вел в Сенате принципиальные еврейские дела, выступал в погромном процессе в Гомеле, предстательствовал перед Плеве и Дурново, и не было для него «важных» и «мелких» еврейских дел — «были просто и только еврейские дела».

Слиозберг был настоящим защитником еврейского народа, его неизменным заступником перед лицом власть имущих. И в эту изнурительную, ежедневную, незаметную, но грандиозную по своим размерам и значению, работу, которую он сам назвал «титанической с одной стороны и сизифовой с другой», он вкла­дывал всю свою душу великого печальника еврейского народа. Таким он и войдет в историю русского еврейства...

А. С. ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕР

25-го мая 1915 г. хоронили в Киеве Александра Соломоновича Гольденвейзера. Многоголовая, разношерстная толпа провожала гроб на еврейское кладбище. Парные экипажи, эле­гантные пролетки, простые извозчичьи дрожки растянулись длинной шеренгой. Но большинство следовало за гробом пеш­ком.

Я заметил в толпе пожилого еврея, бедно одетого, на вид ти­пичного ремесленника. Мне захотелось узнать, почему он при­шел на похороны, и я спросил его, знал ли он покойного. «Нет», ответил он мне на идиш, «но это же наш «Гольденбейзер».

* * *

Александр Соломонович Гольденвейзер родился в