— Ко мне иногда приходят домой ученики, я занимаюсь с нимидополнительно. Какая-нибудь девочка могла забыть. Я нарочно принёс в школу,чтобы спросить, чья это заколка.

«Неужели Женина?» — подумал он. И тут же в мозгу у негоживой тонкий голос прокричал: Не лезьте ко мне никогда, старый педофил!

Молодой оперативник попрощался и быстро вышел.

— А ещё какие-нибудь вещи ученики забывали у вас? — опятьвстрял злобный толстяк.

— Да. Случалось. Тетради, ручки. Разные мелочи.

— Женя Качалова тоже приходила к вам домой на дополнительныезанятия?

— Да. Но это было давно. Осенью. Послушайте, я все никак немогу сказать вам самое важное. Дело в том, что ко мне случайно попал дневникЖени. Она вела его в обычной школьной тетради и перепутала, сдала вместосочинения. Я узнал об этом только вчера, в понедельник, уже после нашейвстречи. Его очень трудно прочитать. Ужасный почерк.

— И вы не прочитали? — спросил майор Завидов.

— Нет, почему? Мне удалось. Я разбираю любые почерки. Это уменя профессиональное.

— О чём там речь?

— Я не могу так, в двух словах. Надо подробно. Это правдаочень важно. Там о порнографе, о каком-то певце, в которого она влюблена, откоторого…

— Подождите, — перебил его майор, — интересно получается,как много у вас оказалось вещей убитой девочки. Заколка, дневник, и всеслучайно. А потом вдруг явился странный человек, который представился дядей. Ивы, наверное, отдали ему дневник.

— Нет. Не отдал. Он у меня. — Борис Александрович взялпортфель, достал тетрадь с мишками на бумажной обложке.

Майор хотел тут же цапнуть, но следователь опередил его.Старый учитель заметил, какими взглядами они обменялись. Майор злился.Следователь улыбнулся, едва заметно, краешком рта. Они явно не были друзьями.

— Вы вряд ли сумеете прочитать, — сказал Борис Александровичследователю.

Тот открыл первую страницу, поднял брови.

— Да, правда, почерк неразборчивый.

— Ничего, у нас есть специалисты графологи, они разберутся,— опять встрял майор и вдруг резко протянул руку, — скажите, пожалуйста, а этокаким образом у вас оказалось?

Прямо перед носом Бориса Александровича покачивалосьмаленькое украшение на тонкой цепочке. Он надел очки, чтобы лучше разглядеть. Вего доме, в шкатулке, осталось немного маминых и Надиных украшений. Обручальныекольца, две пары серёжек, старинная брошка с аметистом, ещё бабушкина.

— Нет. Я это никогда не видел, — сказал он, разглядываякулон на золотой цепочке, с крошечным синим камнем.

— Уверены?

— Конечно, уверен.

— Странно, — майор надул щеки, пошевелил бровями, — этоткулон принадлежал убитой девочке, вашей ученице Жене Качаловой. Недавно у неёбыл день рождения. Исполнилось пятнадцать лет. Кулон с сапфиром ей подарилотец. Как вы думаете, каким образом он оказался в кармане вашего плаща?

Они не спешили ехать в квартиру-гостиницу, спокойнопродолжали обыск. Крашеная Тома молча вытряхивала все из ящиков, просматривалакаждую бумажку. Наконец издала звук «Вау!» и протянула дяде Моте тонкую пластиковуюпапку с какими-то документами.

— Банковский договор на аренду ячейки, — пробормотал дядяМотя, — отлично. Что за банк? А, понятно. Ну, там проблем не будет.

У него зазвонил мобильный.

— Да. Как, говоришь, её зовут? Филиппова Ольга Юрьевна? Дану? Дорогой мой, я и без тебя знаю, что она доктор наук и работала в группеГущенко. Но ты все равно молодец. Это точно? Ты уверен, что звонок был именноиз её кабинета? Мг-м. Понятно. Действуй, как договорились. — Дядя Мотянахмурился, встал, быстро вышел из комнаты.

Мелодично застучали бамбуковые шторки. Он ещё несколькоминут говорил по телефону, Ика не слышала, о чём. Когда он вернулся, лицо егобыло мрачным, тяжёлым, он как будто обрюзг и постарел.

— Почему мы не едем? — спросила Ика. — Разве маньяк — несамое важное?

— Так мы же не знаем куда.

С минуту он разглядывал её совсем новым взглядом. Ику слегказазнобило. Она уже открыла рот, чтобы назвать адрес квартиры-гостиницы, новдруг подумала: «Ага, я скажу, и они меня сразу убьют!»

Она впервые заметила, какие у дяди Моти странные глаза.Жутко холодные. Не злые, а просто мёртвые стекляшки, без всякого выражения. Онавспомнила, как Женя назвала последнего клиента киборгом.

«Понимаешь, вроде бы лицо вполне приятное, симпатичное, аглаза как будто впиваются в тебя. Смотрит, не моргая, вот сейчас набросится исожрёт».

Именно такое чувство возникло у Ики под взглядом дяди Моти:набросится и сожрёт.

Сама того не замечая, она научилась разбираться в людях иостро чувствовала опасность. Марк не часто продавал её клиентам, реже, чемдругих, но каждый раз она боялась нарваться на садиста или маньяка. Особеннопосле той истории, о которой только что напомнил ей дядя Мотя.

Тогда, полтора года назад, нашли двух девочек и мальчика,убитых маньяком. Их фотографии показывали по телевизору, печатали в газетах.Марк сказал, что они были коллегами Ики, Жени, Стаса, Егорки.

О детской порнографии Марк знал все. Он постоянно смотрелпродукцию конкурентов и даже иногда по-тихому пользовался чужими девочками вкачестве заказчика.

Однажды Ика случайно застукала его в квартире на Войковскойс двумя малышками, одной восемь, другой девять. Он рискнул заказать их тудапотому, что это был последний день. Они переезжали на Полежаевскую.

Почти все барахло уже перевезли, Ика заехала случайно,кое-что забрать, открыла дверь своим ключом.

Нет, ничего особенного там не происходило. Марк с малышкамипросто разговаривал, все были одеты. Через пятнадцать минут он проводил ихвниз.

— Видишь, как поставлено дело, — сказал он Ике, — детокпривозит и забирает шофёр. Два часа с такими крошками — пятьсот баксов. Это яещё поторговался, а так было семьсот, причём им, бедняжкам, выдают пополтиннику за клиента. Работать не умеют совершенно. Без слёз не взглянешь. Я,кстати, заснял. Хочешь полюбоваться?

Это был второй раз, когда она влепила ему затрещину.

— Ну, ну, что ты бесишься, дура? Я их пальцем не тронул. Ятолько попросил их показать, как девочки любят друг друга, и снимал. Мне же надодумать о новых кадрах, ты вон уже старушка, Женька постоянно выдрючивается,отлынивает. Стас недавно вообще удрал от голого клиента. Избаловал я вас,дармоедов.