Профессор догнал его — без труда и снова звал «дорогой мой мальчик», и вовсе он не был старик. Не похож был на старика, держал лейтенанта крепко и говорил «уже почти всё» и «как можно сейчас, я не понимаю», сердился и правда не понимал. Хороший был вроде дядька профессор, и лицо у него было хорошее, а смотреть на него лейтенант почему-то не мог. Поганый этот день начался у лейтенанта с того, что он отказался убить человека — плохого, наверное, человека, — когда ему приказали. И закончился тем, что он, лейтенант, человека этого все же убил. Хоть ему не приказывали. Поэтому он вырвался и безо всяких слов пошел от хорошего профессора прочь вдоль темного ряда, как мог быстро. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 02:01

Насчет того, что доктор ни разу не доктор, а просто какой-то левый мужик, майор догадался быстро. Уж больно он был малахольный: топтался в сторонке, к пациенту не подходил, потел и боялся сильнее, чем надо. К тому же майор припомнил (увы, с опозданием), что настоящего доктора мельком видел однажды возле белого Ниссана Кашкай, хоть и тот на майора особого впечатления не произвел. Но шефу он об этом рассказывать до поры не стал. Во-первых, рассказывать уже было поздно и точно себе дороже. А во-вторых, справлялись пока и без доктора. Тетка-фармацевт оказалась толковая, бойкая и дедом занялась плотно, так что опомниться ему не дала. Померила ему давление, пульс, кольнула чего-то, а после взяла в оборот и Валеру, и левого своего мужика (что мужик ее, майор тоже понял, был не дурак) и быстренько организовала деду больничку в соседней комнате с койками. Хлопотала, короче, над дедом не переставая. Какие-то ей туда Валера носил аптечки из тамбура, памперсы из саквояжа, и вообще все были при деле, лишних вопросов не задавали и под ногами не путались. А майор остался, так сказать, на хозяйстве и время это провел с пользой.

Снял, к примеру, наконец пиджак и ботинки, которые здорово его мучили, а подмышечную кобуру расстегнул и сложил в уголке стола, покрутился в кресле, выпил водички. И вот так, без ботинок и кобуры, разобрался-таки с пультом охраны и нашел, как включается звук с внешней камеры. Безо всяких, между прочим, айтишников. Словом, дела у майора складывались неплохо, он раздумывал даже, не покурить ли — под кондеем куда-нибудь в дырочку или прямо так, за столом. И поэтому, когда на экране в нижнем ряду замаячила вдруг опять белобрысая дылда, поначалу майор испытал некоторую досаду — ее не было-то всего минут сорок, и он вовсе по ней не соскучился. Но с другой стороны, ситуация с проклятыми кодами, которые надо было куда-то вводить, по-прежнему оставалась неразрешенной, и в любую минуту шеф мог снова взбодриться и испортить майору жизнь.

Он включил микрофон, поддал громкости — ну реально же просто все оказалось, как два пальца, — и спросил:

— Айтишника привела?

Дылда вздрогнула, задрала голову, и майор засмеялся. Хорошо бы, конечно, послать ее сразу еще кого-нибудь поискать. Надо будет подумать кого. Технарей, ну понятно, по списку, а еще — массажиста? Или повара, да, лучше повара. И еще раз отправить ее назад прямиком из тамбура.

— Привела, — отвечала черно-белая дылда. Морда у нее была непривычно бледная — отмылась, гляди-ка. За спиной у дылды толпились придурки из ополчения с лампами и дробовиками. Вот кто точно уже не понадобится, лучше б девок набрать вместо них.

— Покажи, — приказал майор наслаждаясь. — Не вижу.

После некоторой заминки на экране возник какой-то щуплый типок — без очков, как ни странно. Почему-то майор был уверен, что айтишники все в очках и чуток помоложе. А с другой стороны, если дылда вконец завралась и этот тоже фальшивый, ее можно будет вовсе уже не пускать и тогда-то припомнить ей доктора.

— Пусть заходит, — сказал он и открыл первую, наружную дверь, продолжая раздумывать — точно, девок, штук пять хотя бы. Убирать там, стирать и вообще.

Дальше эту приятную мысль он додумать не успел, потому что айтишник зашел не один. В узкий тамбур вперлась за ним неясная какая-то толпа, разговора про которую не было.

— Э-э-э, ну-ка, стоп! — воскликнул майор и потом только вспомнил, что звук надо переключить. — Это кто, я не понял, чего за дела?

— В смысле — кто? Технический персонал, — отвечал ему из коробочки интеркома ненавистный уверенный голос. — Тридцать два человека по протоколу, специалисты. Теплотехник, инженер связи, программист, электромонтажник, тебе всех перечислить?

А майор, черт знает, на мгновение растерялся. Потому что на вход вообще-то тоже был протокол — первым делом изолировать тамбур, потом всем приказать отойти к стене, оценить обстановку. Но проклятая стерва продолжала вопить — технолог водоочистки, сантехник, радиомеханик, как будто читала с бумажки, — и вопли ее, усиленные динамиком, звучали громче и громче. А пока он искал, как сделать потише, у себя в больничке некстати очнулся шеф и завопил оттуда со стервой дуэтом, и вопросы у шефа тоже были к нему, к майору. Открывай, вопили ему с двух сторон, открывай, ты уснул там, мудила?

Он, в конце концов, был человек военный, и за сомнения ему не платили. Ни за что ему, если подумать, уже не платили. Так что майор поднялся из кресла, шагнул к двери в тамбур и стукнул по кнопке. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 02:05

На технических специалистов ввалившиеся мужики похожи были не больше, чем придурки с дробовиками на конвой. Выглядели они сейчас все одинаково — как мокрая чумазая толпа, которая чудом выбралась из забоя, где обрушился потолок, — но смутило майора не это. Лица у них были неправильные. Прямо не понравились ему их лица и что их так много вдруг в маленькой комнате, а он в носках и без пиджака. Но сильней всего ему не нравилась дылда, которая грязным этим отрядом никак почему-то не управляла, хотя надо было скомандовать, чтоб ничего не трогали, изолировать побыстрее периметр — навести, короче, порядок. А они заходили и заходили, оттирая майора от экранов и кнопок к противоположной стене. На мгновенье майора и вовсе прижало носом к чьей-то рубашке, он увидел — крупно, как в микроскоп, — сырые белые нитки, вспомнил про свою кобуру, забытую на столе, и понял вдруг очень ясно две вещи: что порядок навести не получится и что у него страшно замерзли ноги.

Девочка из Тойоты полуголых и грязных мужчин, напротив, не испугалась. Она выбралась из угла, откуда ей не разрешалось выходить, встала на сиденье Валериного стула и, вытянув шею, жадно разглядывала входящих. А когда их стало так много, что разглядеть никого уже толком было нельзя, закричала — пап, папа, потому что была уверена, ну почти уверена — до тех пор пока женщина из Майбаха к ней не обернулась. Пока все к ней не обернулись, потому что, когда дети кричат «папа», взрослые оборачиваются. Вы обещали, сказала девочка, вы же мне обещали.

Женщина из Майбаха заметила синяк у девочки на щеке, совсем свежий, и подумала: не было синяка, — и спросила: они тебя били? Это он? Ты что, бил ее, мразь?

Но майор, прижатый к незнакомой белой спине, на вопрос не ответил. Он и стукнул всего разок, несильно, чтоб поганка сидела тихо, рассусоливать эту