Он словно прочитал мои мысли, потому что сказал:

— Уйдешь сейчас — и можешь забыть о том, чтобы снова увидеть своего милого сынишку. Я сделаю анонимный звонок твоим благодетелям из БНД и скажу, что ты двойной агент. Если ты сомневаешься в серьезности моих намерений…

Он протянул руку к поцарапанной тумбочке, взял конверт и высыпал на кровать содержимое. У меня перехватило дыхание, когда я увидела с десяток фотографий Йоханнеса. Все сделаны недавно. Мой сын на руках у супружеской пары. Оба молодые, светловолосые, и оба улыбаются. Мужчина — в форме офицера Штази. Я кинулась к фотографиям, но толстяк перехватил мою руку и заломил ее за спину с такой силой, что у меня вырвался крик, который он заглушил, зажав мне рот.

— Ты никогда не будешь ничего делать без моего разрешения. Никогда. Это понятно?

Он вздернул мою руку еще выше, и мне показалось, она вот-вот оторвется. Я закивала. Он отпустил руку, одновременно толкая меня на кровать, прямо на фотографии. Я тут же вскочила, чтобы не измять их.

— А теперь раздевайся, — сказал он.

Я заколебалась, борясь с желанием сбежать.

— Быстро.

Я неловко сняла куртку, свитер, юбку, колготки и нижнее белье. Инстинктивно прикрыла груди руками.

— В постель, — приказал он.

Я нагнулась, чтобы сначала убрать фотографии.

— Я давал тебе разрешение на это?

Меня душили слезы.

— Ты сейчас же прекратишь реветь, — прошипел он.

Я с трудом сдержала рыдания.

— Могу я собрать фотографии, сэр?

— Молодец, уже учишься. Да, можешь.

Я собрала снимки, на мгновение задержав взгляд на том, где Йоханнес сидел один, с плюшевым медведем в обнимку.

— Я давал разрешение смотреть фотографии? — рявкнул он.

— Извините, извините, — сказала я, поспешно собрала остальные снимки и положила их на тумбочку.

— А теперь в постель.

Матрас провис, когда я легла на него, и кровать громко скрипнула. Я свернулась в позу эмбриона. Больше всего мне хотелось умереть.

— На спину, — крикнул он.

Я послушно перевернулась.

Он подошел ко мне, раздвинул ноги своими лапищами. Потом спустил штаны и облизал руку, дотронувшись до головки своего возбужденного члена. Я крепко зажмурилась, когда он обрушился на меня. Внутри у меня все было так сухо и напряжено, что мне казалось, будто он сейчас порвет меня на части. Я лежала — безразличная, инертная, — пока он удовлетворял свою похоть. К счастью — если можно употребить это слово, но другое просто не приходит на ум, — он ни разу не пытался поцеловать меня. И кончил быстро. Прошла минута, он отвалил со стоном, больше напоминающим отхаркивание, и обмяк. Потом быстро встал, натянул свои пижаные брюки и приказал мне одеваться.

— Мы будем встречаться дважды в неделю, и каждый раз я буду тебя трахать. Если ты не хочешь это делать, просто скажи прямо сейчас, и я передам в Восточный Берлин, что ты навсегда отдаешь Йоханнеса на усыновление.

— Не надо.

— Тогда будешь делать то, что я скажу. Если окажешься толковым агентом, наши хозяева получат от меня достойный отчет о твоей работе, и это поможет в твоем деле. Разумеется, если ты не будешь исполнять приказы…

Приказы тебя трахать.

— Я буду исполнять, — ответила я, а в голове стучало: мне нечем крыть.

— Тогда одевайся.

Пока я одевалась, толстяк достал из пачки сигарету «Кэмел» и закурил. Потом, подумав, швырнул пачку на кровать и сказал:

— Угощайся.

— Спасибо.

— Ты на таблетках? — спросил он.

Я покачала головой.

— Залетишь — твои проблемы.

— Завтра у меня начнутся месячные.

— Тогда на этой неделе начнешь принимать таблетки. Поняла?

Я кивнула.

Когда я полностью оделась, он открыл платяной шкаф и достал оттуда дешевого вида чемодан, присел на корточки и открыл крышку. Из чемодана он вынул маленькую сумку на молнии.

— Это тебе, — сказал он, протягивая сумку мне. — Открой.

Я сделала, как он просил. В сумке лежала крохотная камера, умещавшаяся на моей ладони.

— Это твой рабочий инструмент. Там же, в сумке, ты найдешь двадцать четыре рулона микропленки, каждая по шестнадцать кадров. Твоя задача проста. Будешь фотографировать оригинальный текст и свой перевод всех документов, которые через тебя проходят. Сама подумаешь, как спрятать на себе эту камеру. Отснятые пленки будешь приносить мне два раза в неделю. И придумай, как добираться сюда незамеченной.

— Почему вы решили, что за мной могут следить?

— Ты — новенькая. А они всегда присматривают за недавними политэмигрантами. Почему, как ты думаешь, я ждал целый месяц, прежде чем связаться с тобой? Я просто хотел убедиться в том, что они ослабили контроль за тобой. Но нам все равно надо быть очень осторожными. Так что учись отрываться от «хвоста».

— Кто скажет, что они не следили за мной сегодня?

— У нас есть свои источники, и, насколько нам известно, сейчас ты у них вне подозрений. Но все равно мы не будем встречаться только здесь. Способ нашей связи будет очень простым. Неподалеку от твоего дома в Кройцберге есть бар, называется «Дер Шлюссель». Настоящая помойка, облюбованная молодыми наркоманами. По вечерам там жуть что творится, но днем все вполне пристойно. Ты станешь там завсегдатаем. Я хочу, чтобы ты заходила туда не реже пяти раз в неделю — выпить кофе или пива. Будучи там, обязательно пойдешь в туалет. В единственной женской кабинке увидишь неплотно прижатую плитку справа от унитаза. Я буду оставлять под ней записку с указанием времени и места нашего следующего рандеву. Всегда заранее, за два дня. Ты должна запомнить все детали, а потом смоешь записку в унитаз. На наши встречи ты всегда должна приходить вовремя. И обязательно приносить с собой отснятые пленки. Два раза в неделю, запомни.

Потом он быстро проинструктировал меня, как заправлять пленку, как фотографировать документы, как прятать камеру в одежде.

— Лучше всего — под ширинку джинсов. На «Радио „Свобода“» нет металлоискателя, но охранники иногда обыскивают сумки и столы. Поэтому ты будешь приносить камеру на работу два-три раза в неделю и фотографировать. На радиостанции готовят все материалы, кроме новостей, за неделю, так что для нас исключительно важно получать пленки заранее. И запомни: сорвешь хотя бы одну встречу, не принесешь фотокопии всех своих переводов, в Центр сразу полетит доклад. Ты ведь не хочешь этого, не так ли?

— Нет, сэр.

— Ты действительно схватываешь все на лету. Возможно, тебе удастся перековаться в истинного патриота, что, поверь мне, самый короткий путь к твоему сыну.