вот, только к концу апреля передислоцировали. А куда без них-то? 17-ая тяжёлая артиллерия особого назначения (ТАОН)! Попрыгают теперь у нас колбасники! Отольются им наши потери. И упаси Господь, Костас Дмитриевич, вашим солдатам находиться в зоне их поражения, как я сказал. Они хоть и недолго отработают по немецким позициям, основная цель — это выносные бастионы Перемышля, но и полусотни снарядов такого калибра хватит, чтобы превратить там всё в прах.

— Так пусть себе и ударили бы по полной? А? Нам тогда никаких проходов не понадобится делать, — решил я вставить свои пять копеек, — а что? — Вместо того, чтобы в мясорубку два взвода штурмовиков отправлять, раздолбали бы этими ТАОНАми там всё вдребезги и пополам. А потом бы по лунной поверхности и рванули до самого…э-э-э Берлина? Блин! — уже договаривая последнюю часть фразы, я по лицам офицеров понял, что сморозил явную глупость.

— Может, вы всё же рано его на взвод поставили, Август Карлович? — задумчиво нахмурил брови Мавродаки.

— В самый раз. Дурацкие мысли из башки повыбивает! Ты, Гаврила, меньше рассуждай, как лучше и куда лучше в масштабах фронта. Оставь это генералам. Твоё дело сегодня ночью людей половчее провести к окопам противника, да потом на позициях немецкой артиллерии не оплошать.

— Виноват, вашбродь, понял, осознал. Разрешите предложение?

— Ну что ещё? — штабс-капитан раздражённо бросил карандаш на карту.

— А можно так устроить, чтобы когда мы на правом фланге поползём дорожку нашим вытаптывать, на левом наша артиллерия и пулемётчики пошумели бы с полчасика, а? И нам легче на первых порах, и отвлечём противника. Я вон, пока сюда шёл, раз десять наблюдал, как осветительные ракеты пускают, супостаты. А ежели заподозрят чего и разведку вышлют навстречу? Или того хуже, подвезут прожекторы?

— Можешь, Пронькин, когда захочешь, мозгами шевелить! Про прожекторы ты хватил лишку, конечно. Они только на бастионах Перемышля у австрияков есть. Будет вам отвлекающий огонь, не переживай! Уж подумали об этом, кому положено. Не полчаса, но четверть часа у вас будет. Идите к своим, получайте гранаты, патроны. Я распорядился выдать двойной боезапас. Только не переусердствуйте! Всё же на пузе почти полверсты ползти придётся…

* * *

Перспектива, конечно, радовала до дрожи. Куда там той «прогулке» вдоль реки, где мы с Мавродаки впервые вместе прошли боевое крещение! Хотя, увидев солдат, вверенных мне с греком, взводов, я приободрился. Штурмовики, что называется, на подбор. С такими не то, что полверсты, пять вёрст проползёшь в полной боевой. Несказанно приободрили и промелькнувшие лица прикомандированных сибирских стрелков. Ну если такой резерв Крон нам даёт, уж и не знаю, как отдариваться…

Пока разбирались по отделениям, договаривались об очерёдности и проверяли амуницию, я был отоварен лично каптенармусом в соответствии с приказом штабса.

На этот раз все полученные гранаты были образца 1914 года, что, конечно, порадовало. Получил я и грубые, но довольно надёжные, сапёрные кусачки для проволоки. Как пояснил Подопригора, такие же будут у солдат отделения, что пойдёт со мной в авангарде. Следующим девайсом оказались две доски, шириной сантиметров двадцать и длиной чуть более метра с вбитыми в них железными скобами «для сподручности». На мой естественный вопрос ефрейтор ответил, что это некие «подкладушки», которые нужно будет подтаскивать вперёд и лишь после этого переползать на них. Нужно это, оказывается, в тех местах, где присутствует заграждение, именуемое «спотыкач» — сеть на коротких кольях.

Мда, похоже, ночка будет ой-о-ой. Тут не семь, а семьсот семьдесят семь потов сойдёт, пока мы эту дорогу жизни для пехоты расчистим! Осталось надеяться, что на нашем пути немцы не успели натыкать мин. Вот тогда северный пушной зверёк не преминет посетить отчаянных штурмовиков. Не спасут даже сапёры, что также ползут со мной в авангарде.

Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Оказалось, что сапёры 8-й дивизии с нашей стороны днём уже поработали довольно неплохо, незаметно подрезав и сдвинув где нужно основные заграждения в сторону. Так что первые пятьдесят-сто метров мы ползли, можно сказать, с комфортом, солдатам передового отделения, что следовали со мной, пришлось отдать свои карабины товарищам. Последовал их примеру и я.

Осознавая, что иду не просто на выполнение опасного задания, но и, возможно, это мой путь в одну сторону: там, за линией фронта меня ждала главная цель. Поэтому, взял с собой весь накопленный арсенал.

Плюнув на условности, я оставил шинель каптенармусу, испросив взамен старую штопанную гимнастёрку большого размера, которую и надел поверх бронежилета и разгрузки, всё остальное: кобуру, обе лопатки, подсумки, гранатные сумки, — я сложил в трофейный рюкзак, оставив из оружия лишь револьвер в нагрудном чехле, перевесив его за спину вместе с ножнами бебута. В правом сапоге у меня была финка, в поясных ножнах у копчика — метательные ножи. И всё равно, было довольно неудобно, хотя и терпимо.

Несмотря на ожидаемые трудности, сложными оказались только первые сто метров ненарушенных заграждений. Приходилось притираться в работе с моими помощниками, которые почти ничего не видели в темноте. И основную работу по перекусыванию главных проволочных линий выполнять приходилось самому. Вот тут здорово помогла отвлекающая артподготовка на нашем левом фланге. Штурмовики тоже не ударили лицом в грязь. Минут пятнадцать было такое ощущение, что в дело вступили все станковые пулемёты батальона. Как бы ни пересолили ребятки…

Но вскоре работа пошла на лад и у нас. Мужики мне попались по-настоящему двужильные, терпеливые. Монотонная работа под постоянным напряжением изматывала неимоверно. Злость помогала не потерять веру в успех почти безнадёжного дела. Предательские мысли о бессмысленности и глупости этого сизифова труда донимали ежеминутно.

Порой хотелось плюнуть на всё, встать если не в полный рост, то хотя бы на колени, потянуться, расправить плечи, скостить напряжение в ставших деревянными мышцах спины и шеи.

Ещё через час, когда горячий пот не только стал заливать лицо, вызывая зуд даже в ушах. Он пропитал всю одежду, заставив её тереться о тело везде, где только находились хоть какие-нибудь швы. Вдруг со стороны противника потянуло живительным прохладным ветерком и до нас донеслись невнятные звуки. Я почувствовал запах душистого табака. Ага! Уже близко, значит. Ожидание финиша прибавило душевных сил.

По уже отработанной схеме весь отряд отреагировал, дружно замерев на месте и спрятав перемазанные землёй лица, прикрыв их рукавами. Ветер усилился, донеся до нас запахи полевой кухни. Близко, очень близко… Пора отворачивать вправо. Ещё несколько десятков метров и проволочные заграждения закончатся. И мы окажемся на открытом пространстве, там, конечно, будет удобнее сворачивать, но гораздо опаснее. Тут уж точно мин,