затылком. Сюэ Чжэнъюн прекрасно осознавал, что тот пребывает в расстроенных чувствах, но он злился столь потешно, что глава, как ни старался, не смог сдержаться и, булькнув от смеха, вновь расхохотался в голос.

Тяньвэнь с шелестом появилась в ладони Чу Ваньнина, и он, покосившись на главу, яростно выкрикнул:

– Вы снова смеетесь!

– Нет-нет, ни в коем случае! Я схожу за супругой и сразу вернусь, ха-ха-ха…

Сюэ Чжэнъюн унесся быстрее ветра и вскоре вернулся с обеспокоенной госпожой Ван. Увидев Чу Ваньнина, она обомлела и долго молчала, не в силах произнести ни слова.

– Старейшина Юйхэн… – наконец выдохнула госпожа Ван, едва веря собственным глазам.

Чу Ваньнин предпочел промолчать.

К счастью, госпожа Ван, в отличие от своего супруга, была целителем с по-настоящему добрым сердцем и не стала смеяться над Чу Ваньнином. Тщательно осмотрев его и прощупав пульс, госпожа Ван мягко произнесла:

– Духовная сила струится по вашему телу ровным, спокойным потоком, а само тело полностью здорово. Похоже, ничего не изменилось, если не считать того, что вы стали маленьким.

– Известно ли вам, госпожа, как это можно исправить? – спросил Чу Ваньнин.

Госпожа Ван покачала головой.

– Ваша рана, старейшина, была нанесена древним древесным духом, и, боюсь, это единственный подобный случай за всю историю этого мира. А посему мне неизвестно, как можно справиться с такой напастью.

Чу Ваньнин опустил густые ресницы и надолго замолчал, ошеломленный услышанным.

Госпожа Ван с жалостью взглянула на него и поспешила добавить:

– По моему мнению, старейшина Юйхэн, вы, должно быть, стали таким потому, что с ивовыми лозами в вашу рану попали древесные соки, обладающие способностью заживлять сломанные ветви и обновлять их. Вряд ли это злое заклятие, иначе бы его последствия проявились гораздо раньше. Полагаю, в рану попало совсем немного древесного сока, и он смог омолодить ваше тело потому лишь, что вы много дней подряд чрезмерно тревожились и переутомлялись. Возможно, вам стоит сперва хорошенько отдохнуть какое-то время, а потом посмотреть, что будет. Как думаете?

После недолгого молчания Чу Ваньнин вздохнул и ответил:

– Это все, что мне остается. Благодарю вас, госпожа.

– Не стоит благодарности.

Госпожа Ван окинула его еще одним внимательным взглядом и добавила:

– В этом облике вы совсем не похожи на себя, старейшина. Если не говорить, никто и не догадается, что это вы.

Она была совершенно права: даже сам Чу Ваньнин уже не помнил, каким был в свои пять-шесть лет. Сейчас же он глядел на свое отражение в пруду, понимая, что ничем не напоминает взрослого себя, кроме некоторых черт лица, и ему стало немного спокойнее. Подняв голову, он повернулся к Сюэ Чжэнъюну и сказал:

– Уважаемый глава, следующие несколько дней я проведу в уединении в павильоне Хунлянь, поэтому прошу вас позаботиться о Сюэ Мэне и остальных.

– О чем вы говорите? Мэн-эр – мой сын, Жань-эр – племянник, а Ши Мэй – ученик нашей духовной школы. Разумеется, я позабочусь о них, – с улыбкой заявил Сюэ Чжэнъюн. – А вы, пожалуйста, в первую очередь позаботьтесь о себе.

Чу Ваньнин провел в медитациях три дня подряд, но его тело так и не стало прежним. Его поневоле охватила тревога, и в таком состоянии он был бесконечно далек от того, чтобы «хорошенько отдыхать», как советовала госпожа Ван.

Однажды под вечер, когда Чу Ваньнин понял, что духовные практики никак не помогают, а растущее волнение вскоре сведет его с ума, он вышел из дома и, покинув южный пик, отправился на прогулку, надеясь немного развеяться.

Время ужина уже прошло, но вечерние занятия пока не начались. Все уединенные тропы и поляны, мосты и павильоны пика Сышэн были заполнены отдыхающими учениками, но никто из них не обращал на Чу Ваньнина никакого внимания. Сделав круг по окрестностям, он отправился к бамбуковой роще неподалеку от террасы Шаньэ.

У каждого старейшины имелось любимое, уже закрепившееся за ним место для проведения духовных практик, куда он частенько водил своих учеников. Для Чу Ваньнина таким местом была как раз та бамбуковая роща, где тишину наполнял шелест листьев, а землю расчерчивали прямые тени от зеленых стволов.

Оторвав один из бамбуковых листьев, Чу Ваньнин приложил его к губам и осторожно подул, успокаивая сердце тихой, нежной мелодией.

Однако вскоре послышался звук приближающихся шагов. Кто-то подошел и остановился рядом с Чу Ваньнином.

– Эй, малыш.

Чу Ваньнин открыл глаза.

Посреди рощи гордо стоял стройный, длинноногий Сюэ Мэн с холодно сверкающим лунчэном в руках.

– Я собираюсь здесь практиковаться с мечом, так что иди и играй где-нибудь в другом месте.

Чу Ваньнин слегка приподнял брови. Странно было слышать, как собственный ученик высокомерно им помыкал.

– Я буду играть, а ты – тренироваться, – подумав, ответил Чу Ваньнин. – Мы никак не помешаем друг другу.

– Да как такое возможно? – удивился Сюэ Мэн. – Скорее уходи, иначе я могу случайно поранить тебя своим мечом.

– Ты не сможешь этого сделать.

Терпение Сюэ Мэна лопнуло, и он воскликнул, с досадой прищелкнув языком:

– Как знаешь! Я тебя предупредил. Если поранишься, не надейся, что я потащу тебя к лекарю.

Лунчэн покинул ножны с громким, выразительным лязгом, напоминавшим протяжный вой взмывавшего к облакам летучего змея, вырвавшегося из океанской пучины.

В тот же миг Сюэ Мэн превратился в пляшущую посреди бамбуковых стволов едва заметную пеструю тень. Размахивая сверкающим яркой радугой мечом, он ловил порхающие листья бамбука и одним стремительным ударом разрезал их прямо в воздухе на десятки тончайших полосок так ловко, что во время его атаки ни один из стволов даже не шелохнулся. Колющие и рубящие удары, атакующие и защитные стойки плавно перетекали одна в другую, составляя единый, гармоничный и смертельно опасный танец.

Что там какой-то пятилетка – даже опытный пятидесятилетний мастер только охал бы от восхищения, глядя на его искусство владения клинком.

Однако даже после того, как Сюэ Мэн продемонстрировал владение аж десятью стилями мечевого боя, мальчик продолжал сидеть на камне и играть на своем бамбуковом листочке, будто перед его глазами не происходило ровным счетом ничего удивительного или достойного внимания.

Сюэ Мэн вспылил и, убрав меч в ножны, спрыгнул с верхушки бамбукового ствола, невесомо опустившись на землю перед Чу Ваньнином.

– Малыш.

Нет ответа.

– Эй, малыш! Я с тобой разговариваю!

Чу Ваньнин опустил руку с зажатым в ней бамбуковым листом и неторопливо открыл глаза.

– Что? – с каменным лицом спросил он, глядя на Сюэ Мэна. – Разве твой наставник не учил тебя, что с людьми нужно разговаривать повежливее? Все «эй» да «эй», хватит уже. У меня, вообще-то,