– Да какое мне дело до твоего имени! – Поначалу Сюэ Мэн хотел поговорить с ним по-доброму, но колючий тон мальчика напрочь отбил у него охоту быть дружелюбным. – Давай-давай, проваливай отсюда поживее. Сам видишь – у клинка глаз нет. Один случайный удар – и можешь попрощаться со своей головой.

– Какой толк в твоих тренировках, если ты даже не можешь уследить за собственным мечом? – бесстрастно проговорил Чу Ваньнин.

– Ах ты!..

За всю жизнь с Сюэ Мэном никогда не разговаривали таким дерзким тоном. И кто – один из младших учеников, ростом едва достающий ему до бедра!

Злой и пристыженный, юноша громко возмутился:

– Как ты смеешь говорить со мной так непочтительно? Да ты знаешь, кто я?

– И кто же ты? – без всякого интереса спросил Чу Ваньнин, искоса глядя на него.

– Я – молодой господин пика Сышэн! – выпалил Сюэ Мэн, едва не задохнувшись от возмущения. – Ты даже этого не знаешь?

Чу Ваньнин ответил ему едва заметной улыбкой, которая и на его взрослом лице смотрелась бы насмешливо, а уж на нынешнем милом детском личике и вовсе выглядела безмерно язвительной.

– Но ведь ты всего лишь молодой господин, а не глава. Почему я обязан тебя знать?

– Ты… ты, ты… Что ты сказал?

– Хватит важничать, возвращайся к тренировкам.

С этими словами Чу Ваньнин вновь опустил пушистые ресницы и спокойно заиграл на бамбуковом листе. Медленная, грустная мелодия полилась меж бамбуковых стволов, то вздымаясь на высоких нотах, то опадая, будто подхваченный ветром пух.

Сюэ Мэн был вне себя от ярости. С громким криком он ринулся было к мальчику, словно намереваясь задать ему хорошую трепку, но, как бы сильно тот его ни злил, Сюэ Мэн не желал бить ребенка. Ему только и оставалось, что взмыть в воздух и начать остервенело крушить мечом бамбуковые стебли, упрямо продолжая свой жестокий танец под аккомпанемент этой тихой, нежной мелодии.

Клинок стремительно носился в воздухе, и его лезвие яростно вспыхивало то тут, то там. Один свирепый удар – и щепки от десятков срубленных стволов полетели вниз, превратившись в тысячи кинжалов. Врага дождь из этих щепок пронзил бы на месте, а для младшего ученика из одной с ним духовной школы и одного их вида было достаточно, чтобы перепугаться.

Сотни острых щепок неслись прямо на Чу Ваньнина. В миг, когда они почти вонзились в его тело, Сюэ Мэн стремительно рванулся к нему, собираясь спуститься с помощью техники цингун и спасти этого несмышленыша.

Он вовсе не собирался ранить этого малыша, хотел просто припугнуть его, и все. Мальчик же, когда Сюэ Мэн уже летел к нему на выручку, вдруг перестал играть и щелкнул по нежно-зеленому листу, который в тот же миг распался в его пальцах на сотни тончайших нитей, устремившихся точно к летящим вниз щепкам.

Казалось, весь мир на миг замер и даже ветер стих.

Чу Ваньнин поднялся на ноги. Вокруг осыпа́лись остатки бамбуковых щепок, превратившиеся в мелкую пыль.

Он просто взял и заставил их исчезнуть в мгновение ока!

Потрясенный Сюэ Мэн стоял в стороне, не в силах вымолвить ни слова, пока его лицо меняло цвет с зеленого на красный и обратно.

Маленький мальчик, облаченный в развевающиеся на ветру сине-серебристые ученические одежды, распахнул глаза, обрамленные длинными ресницами, и улыбнулся Сюэ Мэну:

– Можешь повторить?

Юноша молча глядел на него.

– Твои удары сильны и стремительны, но беспорядочны. Ты чересчур горяч и нетерпелив.

Сюэ Мэн открыл было рот, но тут же его закрыл.

– Повтори еще раз, начиная со стиля «воробья», но на этот раз двигайся в такт мелодии, которую я буду играть. Наноси удар и переходи в следующую позицию ровно в тот момент, когда я закончу играть отрывок, не раньше.

Сюэ Мэн скривился, слушая, как его поучает маленький ребенок, и застыл на месте, досадливо кусая губы. Чу Ваньнин не торопил его, просто стоял рядом и ждал. Ему было интересно, сможет ли Сюэ Мэн ради продвижения в совершенствовании умерить свою гордость и послушаться совета маленького мальчика.

Спустя некоторое время Сюэ Мэн вдруг расстроенно топнул ногой и, отбросив меч в сторону, повернулся и пошел прочь.

Наблюдая за тем, как юноша в сердцах уходит, Чу Ваньнин помрачнел. Как жаль, подумал он, что Сюэ Мэн так и не научился быть непредвзятым и смиренно принимать наставления от любого, кто ему их дает…

Однако не успел он додумать эту мысль до конца, как Сюэ Мэн вдруг поднял с земли бамбуковую ветку, обернулся и сварливо сказал:

– Тогда… тогда я лучше возьму вместо меча ветку, чтобы случайно тебя не поранить.

Помедлив, Чу Ваньнин улыбнулся и кивнул.

– Хорошо.

Затем Сюэ Мэн сорвал для него новый лист, протер и передал ему со словами:

– Вот, братец, держи.

Значит, теперь он уже «братец», а не «малыш»?

Бросив на юношу насмешливый взгляд, Чу Ваньнин взял лист и, присев обратно на камень, вновь неторопливо заиграл. Стиль «воробья» включал в себя один стремительный прием, во время которого нужно было подпрыгнуть и, поворачиваясь в воздухе, последовательно нанести противнику шесть колющих ударов, после чего завершить атаку одним рубящим. Сюэ Мэн же, от природы нетерпеливый, слишком торопился и вместо шести наносил больше десятка колющих, из-за чего постоянно упускал наилучший момент для рубящего, и тот терял силу.

Сюэ Мэн повторил это движение пять или шесть раз, но у него ничего не получалось. Чем сильнее он раздражался, тем ближе сходились на переносице его брови. Расстроенный, он покосился на маленького, но такого по-взрослому невозмутимого мальчика, который как ни в чем не бывало продолжал сидеть на камне и играть, и ему стало совестно.

Собравшись с силами, Сюэ Мэн начал снова, но на этот раз повторял движения, прислушиваясь к мелодии, и постепенно начал чувствовать нужный момент. Юноша, однако, все еще не был полностью доволен, поэтому снова и снова подпрыгивал, колол и рубил и тренировался до тех пор, пока не стемнело и в небе не повисла яркая луна. Лишь тогда он наконец успокоился, добившись от себя безупречного выполнения этого приема.

Достав платок, Сюэ Мэн вытер блестящие от пота черные брови и радостно воскликнул:

– Спасибо, братец, благодаря тебе сегодня я наконец смог это сделать! Чей ты ученик? Ты так силен и умел! Почему я о тебе ничего не слышал?

Чу Ваньнин знал: у старейшины Сюаньцзи было так много учеников, что, возможно, он и сам не помнил их всех. По этой причине он отнял от губ бамбуковый лист и с