Кути поднял свой стакан, но подождал, пока Брэдшоу опрокинет кофейную чашку и наберет в рот текилы.

«Что делать дальше, проглотить ее?» – подумал Брэдшоу.

Он глянул на Кути, который еще даже не пригубил. Брэдшоу вздохнул и проглотил напиток, ощущая зыбучий холод в горле и пытаясь вспомнить, какой вкус должен быть у текилы. Вкус перца с терпентином, насколько ему удалось вспомнить.

«Этого хватит, – подумал он. – Полагаю, это просто побудет у меня в желудке, пока не… испарится? Пропитает мои мертвые ткани, подобно маринаду?» В ближайшие пару дней, всерьез подумывал он, лучше не рыгать у открытого огня.

«Огонь», – и вспомнил случаи «спонтанного возгорания», когда свежеумерший испытывал психологическую травму. В ряде случаев это происходило после принятия алкоголя.

Он поставил чашку на стол.

– Слишком стар я уже для текилы. – Сделав вдох, он снова ощутил холодок быстро испаряющегося во рту алкоголя. – Мне и этот глоток боком выйдет.

Эдисон снова отпил из своего стакана.

– Мне хоть и восемьдесят четыре года, я все же обхожусь желудком одиннадцатилетнего мальчонки. Он наверняка проспит до утра, так что стаканчик-другой никак не повредят. К тому же сейчас мне есть что отпраздновать.

Не в силах говорить, Брэдшоу приподнял брови.

– В воскресенье мне присвоили степень бакалавра наук.

Брэдшоу понятия не имел, о чем говорит Эдисон, но медленно кивнул и взял бутылку, чтобы долить текилы в стакан Кути.

– Хорошая новость. – Он втянул воздух в легкие. – Ученая степень любые двери открывает.

К северу от аллеи на пологом зеленом лугу находилось озеро пошире и с такой спокойной водой, что Салливан мог четко рассмотреть вертикальные отражения высоких пальм с дальнего берега. В отражениях было на две пальмы больше, чем на берегу.

Тут и там на поросшем травой склоне стояли мраморные скамейки, и на каждой сидели фигурки. Одни смотрели на Салливана с Элизелд, другие беззвучно изображали общение и смех, и еще парочка склонились над тетрадками – наверное, писали стихи. Салливан предположил, что кто-нибудь из них вполне мог оказаться живым человеком, нашедшим здесь уединение.

Держа Элизелд за свободную руку, он торопливо двигался мимо урн, надгробных плит и статуй вниз по склону. За северным береговым изгибом всего в нескольких футах он заметил очередной квадрат с колотым белым камнем, и понял, что могила отца уже совсем рядом.

Теперь они с Элизелд шли вдоль берега, чтобы обойти призраков со склона, но к ним подплывали пальмовые ветви и поскрипывали, пугающе похоже имитируя утиное кряхтение. На илистом дне мелководного озерца вились и закручивались тонкие канальцы, словно днем там собирали крупных червей.

Салливан стал присматриваться к нашпигованным мрамором склонам, потянул носом холодный жасминовый воздух и вдруг понял, что его внимание привлек звук – низкие вибрации, словно за ближайшими камнями и деревьями спряталось много людей, которые одновременно издавали один и тот же звук.

С этой, северной стороны ложе озера было скрыто красными водяными лилиями, а могила его отца находилась по другую сторону от раскидистого серо-зеленого можжевельника, нависающего над водой.

– Нужно немного подняться вверх по склону, – с нажимом произнес он, – чтобы обойти заросли кустарника.

– Давай лучше пройдем через них, – прошептала Элизелд.

Он подумал о следах ходов червей и на мгновение задумался, а есть ли там вообще дно под покровом лилий.

– Всего несколько шагов, – сказал он, утягивая ее за собой вверх и вокруг можжевельника. Над криптой Сесиль Б. Демилль кружили два призрака, но на Салливана с Элизелд никто не обращал явного внимания.

Вдали, у самой воды, Салливан заметил установленную внутри квадрата с белыми камнями коленопреклоненную белую статую Девы Марии с красными цветами в изящных каменных руках и в черном, подвязанном вокруг головы капюшоне.

Украшенный резными узорами розовый гравированный склеп Джейн Мэнсфилд находился у ног каменной Девы Марии. На надгробии когда-то присутствовало изображение самой Мэнсфилд, но его грубо сбили. В тени можжевельника Салливан разглядел пару пустых банок от солодового напитка «Кинг Кобра» и дюжину белых свечей в прозрачном пластиковом пакете.

Всего в нескольких шагах от надгробия Мэнсфилд находился низкий квадрат из черного мрамора, на котором, согласно его воспоминаниям тридцатитрехлетней давности, должно было значиться имя его отца.

Со временем пульсация в голове Кути замедлилась, и Брэдшоу сходил на кухню за банкой, которая осталась после почти доеденного апельсинового варенья.

– Как ваше самочувствие? – Тяжело передвигаясь, он вернулся в кабинет, неся в руках банку. – Мистер Эдисон.

Кути с усилием нахмурился, и в тусклом солнечном свете, проникающем через ветви лантаны за окнами, его лицо приняло выражение пожилого человека.

– Боюсь, – с очевидной заботой в голосе произнес он, – что из-за меня бедному Кути грозит… полагаю, впервые в его жизни… настоящее похмелье.

Брэдшоу знал, что, будь он живым, рука, в которой он держал банку от варенья, непременно дрогнула бы.

– Для мальчика лучше всего будет, – произнес он. Сердце в его груди не билось, но должно было бешено колотиться, – если вас стошнит сейчас, пока алкоголь еще не переварился организмом. Кашляните в банку. Это поможет мальчику чувствовать себя лучше.

– В этой стране так и не создали вакуум, качества которого хотя бы приблизительно устраивали меня, – произнес Эдисон, ртом Кути тщательно выговаривая каждый слог. – Для возгорания филамента достаточно одной стотысячной атмосферы. Мне нужно найти мой вакуум.

– Вакуум в этой банке, – сказал Брэдшоу, – запрыгивай в нее. Ты слишком много выпил. Перебрось похмелье в банку. Освободи мальчика.

– Физики и сфинксы в грандиозной хмари. Все в порядке с моими… фрикативами. – Глаза Кути наполовину закрылись.

– Проклятие, – сказал Брэдшоу. – Мистер Эдисон. Выдохните себя уже. Полезайте в банку.

Однако голова Кути, которую уже тянуло вниз, лишь раз приподнялась с вопросительным поскуливанием и тут же подбородком уперлась в грудь. Изо рта мальчика вырвался резкий храп, но Брэдшоу знал, что это всего лишь дыхание, а не призрак Эдисона.

– Мистер Эдисон. – Голос Брэдшоу гулко загудел от попытки говорить громче. – Проснитесь. Прыг, скок и выдох. В кроватку.

Кути был совершенно без сознания и не шевелился, даже когда Браэдшоу легонько подтолкнул его голову пустой банкой.

Лицо Брэдшоу оставалось неподвижным, но когда на расчищенный стол он аккуратно ставил банку, по его серой щеке скатилась красно-коричневая слеза.

Ужасно, но кое-что еще можно было сделать.