Герцог тоже вдохновился замыслом Грациуса. Мысль о том уроне, который будет нанесен режиму с помощью всего одной операции, показалась ему невероятно привлекательной. Последующие сутки мы разрабатывали план нападения, прерываясь только на еду и краткий сон. Начали, естественно, с дезинформации противника: в городе усиленно распускались слухи о том, что повстанцы попытаются сорвать казнь великого темного мага. Ответственным за это был назначен Стаад Торафсон, тот самый торговец, который участвовал в нашем спасении. Он очень ловко умел ввернуть нужное словечко в ничего не значащей беседе с покупателями. Еще хитрый купец, движимый надеждой выручить своего сына, отправленного за занятия наукой в Счастливое местечко, умудрился навербовать целый отряд из мальчишек—разносчиков, которым щедро платил за услуги. Шустрые быстроногие пареньки вместе с пирожками, солеными огурцами, деревянными пуговицами и прочей мелочью, которую принято продавать с лотков, разносили по городу сплетни. Еще они незаметно оставляли в местах, где любят по вечерам прогуливаться горожане, свитки следующего содержания: «Трепещите, храмовники! Казнь Генериуса обернется гибелью для вас! Тридцатый день месяца Луга славный Виндор запомнит навсегда». Подпись на этом угрожающем документе тоже имелась: «Темная сила». По городу поползли жуткие слухи, каждый житель, как мог, изощрялся в домыслах. Но сходились все в одном: предстоящая казнь превратится для храмовников в настоящую кровавую феерию. Лорд Феррли взял на себя разведку на местности. В своем любимом кошачьем облике он по ночам прогуливался вдоль наружной стены Счастливого местечка, обследуя ее на предмет магических ловушек. Прикасаться к камню он не рисковал из опасения наткнуться на вплетенные заклятия против темных сил, но и на расстоянии ухитрялся рассмотреть охранные чары. Возвращаясь, демон предоставлял свое сознание в распоряжение Вадиуса, который рисовал схему магической защиты крепости. Лютого тайно переправили за город, в Лес душегубов, который начинался сразу за городскими стенами и тянулся на восток от Виндора. Своему мрачному названию лес был обязан древней легенде о разбойниках, которые промышляли там, когда Виндор еще был маленьким торговым городком. Сейчас, конечно, никаких душегубов там не было, если не считать таковыми повстанцев, устроивших в глубине чащи тайный лагерь. Там Лютый готовил бойцов, применяя весь свой опыт капрала ястребов. Уверен, он был жестким, даже жестоким и требовательным военачальником. Это понятно, ведь времени катастрофически не хватало, у него было не больше трех дней, чтобы сколотить из мирных ремесленников, торговцев и моряков организованные отряды. Задача почти невозможная, но зная неутомимость и требовательность Ома, я был уверен: он выжмет из парней все. Копыл выполнял роль связующего звена между повстанцами и штабом, в который превратился подвал храма Дадды. В виде астральной проекции он переносился в Лес душегубов и обратно, передавая новости и приказы.

Нашлось занятие и для мастера Триммлера: он изучал карту подземных каналов, прокладывая пути для обоих отрядов. Уж не знаю, где родичи гнома нашли эту старую помятую схему, но этим они здорово помогли сопротивлению.

Грациус, Дживайн и Александриус занимались изготовлением зелий, закупоркой заклятий и прочей волшбой. Иногда к ним присоединялся и я.

Планирование нападения занимало все мое время, требовало максимального внимания. А поздно ночью, падая без сил на кровать, я не мог уснуть, ворочая в сознании тяжелые, давящие мысли. Что произошло со мной там, в Торговом квартале, во время сражения с магами Совета? Какая сила вырвалась из меня, в доли секунды превратив могучих волшебников в иссохшие мумии? Что это? Неожиданный прорыв дара изначальных? Или закономерность падения второго покрова? Судя по тому, что я обзавелся несвойственными обычному человеку способностями, первый покров – физиологический – уже снят. Теперь настал черед второго? Как там говорил Райл? Отринуть навязанное обществом мировоззрение? Традиции, привычки, мораль и нравственность. Похоже, очень похоже. В момент убийства магов я был холоден. Не было ненависти, злости, ярости, сомнения – всего того, что делает человека человеком. Я ощущал себя высшим существом, имеющим право карать, осознавал лишь необходимость и правильность уничтожения противника. Пусть это длилось краткий миг, но оно было. Как к этому относиться, я не знал. Где—то в глубине души ворочался крохотный червячок сомнения: что еще я потеряю вместе со вторым покровом? Способность любить? Умение сострадать? Вовсе перестану быть человеком? Но все эти метания пришлось отложить на потом. Сейчас новые возможности были полезны нашему делу. Но и тут крылась загадка. Как их активировать, я еще не понял. А может быть такого способа и не было. Неизвестно, проявится ли мой новый дар в момент захвата Счастливого местечка. Хотелось бы, но рассчитывать на это я не мог. Все было слишком зыбко и неопределенно. Еще одной неотвязной мыслью стало беспокойство о Дрианне. Парень удивительно быстро приходил в себя. Он настаивал на том, чтобы участвовать во взятии тюрьмы, и я был почти уверен: к этому времени он полностью восстановится. Дрианн объяснил нам, что произошло тогда, во время драки с магами Совета. После уничтожения целой шайки разбойников, напитавшись энергией их смерти и мучений, парень чувствовал себя почти всесильным. И во время драки он решил, что сумеет выжечь сознание толстого мага. Один раз ему такая шутка уже удалась, когда он убил палача в тюрьме. Но Дрианн не учел разницы между сознанием тупого ката и мага Совета. В итоге толстяка он уничтожил, но чуть не поплатился жизнью. Это действие опустошило его запасы полностью и едва не сделало безумцем. А мою попытку защитить его Дрианн отверг в беспамятстве. Он не понимал, что делает, отталкивая щит. Энергетическое вливание не только вернуло мага к жизни, но и ускорило процессы заживления. Девушка, ставшая источником целительной силы, напротив, была очень слаба. Она почти не приходила в себя. А в те редкие минуты, когда выныривала из горячечного забытья, отказывалась от еды, молчала и отворачивала лицо к стене. Если честно, ее судьба меня не волновала. Я осознавал, с кем имею дело. Она – из тех, кто на Южном континенте превращал наших ребят в тупых, покорных чужой воле зомби. Что некромантка делала в Галатоне – оставалось только догадываться. На вопросы она не отвечала. Но и так было понятно, что она в нашу страну не цветочками торговать приехала. Тем не менее, что—то останавливало меня от ее уничтожения. В большей степени это была странная привязанность к ней Дрианна. Как только парень немного оклемался, он проковылял в комнату, где лежала колдунья, да там и остался. Уходил только поздно ночью, когда уже сам валился с ног. Он ухаживал за больной, когда она приходила в себя, пытался кормить ее с ложечки и что—то тихо шептал. Он был единственным, кого девушка не боялась. Она молчала, но слушала внимательно, устремив на мага печальный взгляд черных глаз. Со стороны Дрианна эта забота, насколько я мог понять, не была проявлением мужского интереса или даже благодарности за спасение жизни. Скорее, это походило на тягу одинокого, отличающегося от остальных, существа к себе подобному. Ухаживая за некроманткой, разглядывая ее лицо, парень словно пытался понять суть изменений, происходящих в нем самом. Он охотно беседовал с нами, но замыкался, когда речь заходила о его подопечной. Мы с Лютым, посовещавшись, решили на время оставить его в покое. Кто знает, может быть, общение с этой девушкой действительно могло ему помочь?