Во времена последней покраски — произведенной, вероятно, несколько десятков лет назад, — кирпичный домик поражал глаз умопомрачительным розовым цветом. На двери гаража испускало волнистые лучи светло-желтое улыбающееся солнце. Но от жаркого дыхания пустынных ветров краска выцвела и местами сошла, отчего дом приобрел чуть ли не современный, модный вид.

В комнатах мы нашли совсем немного вещей, которые валялись беспорядочными кучами, по большей части разбитые или неисправные. Все в доме было покрыто необычайно толстым слоем песка.

Я вздохнул и посмотрел на Тони:

— Пройдись, что ли, по комнатам, вдруг что подвернется. А я взгляну снаружи, за домом.

Он кивнул и сразу направился к куче в углу, в которой, по-видимому, лежали кроватные пружины и деревянные бруски. Я прошел по кухне, заваленной пустыми пивными банками, и вышел через заднюю дверь. Рядом с пустой картинной рамой и печкой, сделанной из стального бочонка, из горки песка торчал остов мотоцикла. Я подошел и вытащил из песка раму, но она была сломана с одной стороны и слишком попорчена, чтобы представлять какой-то интерес. Осмотревшись, я заметил коробки из-под масла, решетку для барбекю и столбик, предназначавшийся для бельевой веревки. А где же художественные принадлежности?

Тут мой глаз уловил отблеск света, отражение солнца от чего-то, лежавшего рядом с островком бурых сорняков, и я пошел туда по песку, усыпанному мусором. Возможно, разбитое зеркало или стеклянный осколок, но они бы не сверкали так сильно. Может, кусок скульптуры, отлитой из металла, или нечто подобное?

Я подошел к сорнякам и остановился.

Источник отражения лежал передо мной, наполовину занесенный песком.

Фигурка, похожая на человеческую, но размером с небольшую собаку.

Я стал рассматривать эту вещь, и внутри у меня внезапно похолодело. Я не совсем понимал, что это такое, но оно мне не нравилось. Я принялся разглядывать его форму, и от этого пристального вглядывания по спине и плечам у меня побежали мурашки. Предмет очень напоминал куклу, но что-то выдавало в нем органическое происхождение. Коричневое морщинистое и блестящее лицо напоминало обезьянье, однако таких черт я раньше нигде не видел. Глаз не было, пустые глазницы казались слишком маленькими относительно всего лица. Ни носа, ни чего-либо похожего на ноздри, только рот, необычно изогнутая прорезь в форме улыбки, не выражавшая, однако, никакой радости. На макушке фигурки сидела мягкая красная клоунская шляпка, а туловище прикрывала ослепительно яркая коричневая накидка из того же материала. На ножке, торчавшей из песка, красовалась сказочная туфля с бубенчиками, на руках — белые перчатки.

Пролежав бог знает сколько лет в пустыне, фигурка осталась совершенно не тронутой временем. Даже цвета облачения не поблекли. Однако каким-то образом создавалось ощущение, что она очень древняя; в воображении я видел динозавров, тяжело ступающих по девственному лесу, и эту фигурку в кричащем одеянии, точь-в-точь такую же, как теперь, лежащую у подножия доисторического дерева.

От этих мыслей мне почему-то стало страшно.

— Нашел что-нибудь?

Я вздрогнул, услышав голос Тони.

Мне хотелось уйти от этой фигурки, увести его в другую часть двора, чтобы он ее не заметил, но, прежде чем я успел двинуться с места, Тони уже стоял рядом.

Он даже присвистнул от изумления.

— Вот так находка, — похвалил он.

Я покачал головой:

— Не думаю, что она сгодится для проекта.

— Шутишь? Снять клоунское тряпье — вот тебе и глиняная скульптура.

И правда. Сроки поджимали, а это было бесплатно и как раз то, что нужно. Но мне эта фигурка все равно не нравилась. Чем-то она меня беспокоила, хотя я никак не мог уловить причину.

— Может, Кэрол с Симзом что-то нашли, — предположил я.

— А может, нет. Думаю, надо брать.

Он наклонился, потянулся за ней, но я его опередил, схватил фигурку за руку и выдернул из песка. Мне не хотелось, чтобы Тони ее касался. Даже сквозь ткань она была неприятной, чужеродной на ощупь, и я боролся с желанием швырнуть ее наземь и растоптать.

— Пора двигать отсюда, — сказал Тони. — Тут не меньше часа езды, а нам еще предстоит порыскать сегодня.

— Поехали, — согласился я.

Неся эту вещь к фургону, я старался, чтобы отвращение не проявлялось у меня на лице.

Всю обратную дорогу, каждый раз, когда машина подпрыгивала на колдобинах, на ногах у фигурки позванивали бубенчики.

* * *

Вещь, найденная в пустыне, не выходила у меня из головы.

Мы вскоре переключились на другой заказ, от клиента, пытавшегося сделать из амбара в своем владении в каньоне помещение для отдыха и воспроизвести в нем интерьер пиццерии, которой владел его отец; ему требовалось найти новенький орган фирмы «Вурлитцер» пятьдесят шестого года.

Однако эта фигурка никак не давала мне покоя.

Она снилась мне ночами, и во сне у нее были когти.

Спустя девять месяцев нас, разумеется, пригласили на премьеру картины. Звезды фильма и их друзья из киноиндустрии, прибывая на сеанс, дефилировали перед папарацци; толпы жаждущих славы и вышедших из ее зенита также собрались, надеясь попасть в хронику «Энтертейнмент тунайт» или, по крайней мере, мелькнуть в одном из выпусков местных лос-анджелесских новостей.

Мы сидели в заднем ряду. Не знаю, как Кэрол, Симз и Тони, а я больше внимания обращал на декорации и художественное оформление, чем на сюжет и актерскую игру. У меня всегда так: даже если фильм великолепен, я только со второго раза могу воспринять его в целом. Однако тот фильм сложно было бы назвать великолепным даже человеку с очень богатой фантазией, и уже задолго до титров стало ясно, что студия намучается с этим товаром.

Все звезды и звездочки, которые с таким нарочитым удовольствием держались на виду по дороге в кинотеатр, при выходе избегали камер «Энтертейнмент тунайт», не желая говорить плохо о друзьях, участвовавших в картине, или публично расточать похвалы безусловно провальному фильму.

А я все не мог выкинуть из головы ту фигурку. Она располагалась далеко на заднем плане художественной мастерской, изображая неоконченную скульптуру или какой-то неудавшийся черновой вариант, и находилась на экране в общей сложности не более минуты, будучи половину времени не в фокусе. Однако она сразу притянула мое внимание и настолько завладела им, что в течение всей сцены я не мог отвести взгляд и сосредоточиться на чем-то другом.

Меня интересовало, не сложилось ли еще у кого-то подобного ощущения, но спросить я не решился.

Как ни странно, режиссер не снял с нее клоунский наряд и шляпу. Это не давало мне покоя. После неимоверных усилий, потраченных на то, чтобы во всем, до мельчайших деталей, соблюсти правдоподобие, режиссер решил