Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдем! – Юрате потянула его за рукав. – Это наша Таня, ты с ней поосторожнее.
– А что? – продолжал улыбаться москвич, – заколдует?
– Заколдует, не заколдует, а неприятности наживешь. Сам Игорь ее боится. Пошли.
Они ушли, а я от неожиданности замерла над зловонной ямой. Значит, Игорь меня боится. Вот так штука, вот так новости! Хорошо это или плохо, правда или очередная раскрутка? Но забавно, забавнее некуда!
Дверь в комнату Гамната и Юноны была прикрыта, возможно, они еще не проснулись после дневного сна. Я осторожно постучала.
–Заходи, Таня, – донесся из-за дверей голос Гамната.
Жилище артистов как две капли воды походило на комнату, в которой мы спали: голые стены, ковер, скатанные валиком одеяла, две дорожные сумки, и больше ничего. Посреди белел развернутый достархан.
– Садись, – Гамнат указал на место возле достархана. – Чай будешь?
– Буду.
Юнона налила в чистую пиалу крепкого зеленого чая, приподняла салфетку, под ней оказалась тарелка с голландским сыром, хлеб, нарезанный ломтями, немного масла в запотевшей стеклянной масленке, брынза на блюдечке, печенье.
– Угощайся.
Вблизи она не казалась столь ослепительно красивой, лицо было осыпано веснушками, лоб и верхняя губа блестели от пота: как видно, она только что допила свой чай. Но хорошее у нее было лицо, открытое и благожелательное, и Гамнат сидел спокойно, располагая к разговору. Я положила ломтик сыра на хлеб, откусила, запила чаем.
– Тебя Мирза разговаривать прислал, – спросил Гамнат. – Вопросы, наверное, есть, сомнения?
– Хватает.
– У всех хватает. Тот, кто идет, у того всегда есть вопросы.
Тут я не удержалась и спросила:
– Гамнат, а почему вы снимаетесь в таких плохих фильмах?
– О, какой хороший вопрос! – Гамнат улыбнулся. Даже тени смущения не пробежало по его лицу: этот человек умел принимать удары, не закрывая глаз.
– Во-первых, Танюша, давай договоримся: мы все – ученики Мирзы и Абая, говорим друг другу «ты». Договорились?
– Договорились.
– А во-вторых, кино, это очень сложная, а местами и грязная система отношений, уловок, взаимных обязательств, личных предпочтений и просто удачи. Не всегда все получается, так, как ты хочешь. Если выбор стоит между тем, чтобы смириться с порядком вещей, и тем, чтобы впасть в душевное смятение – выбери первое.
– Еще чаю? – спросила Юнона, заметив, что моя пиала опустела.
Хорошо мне стало сидеть, разговаривать не спеша; симпатия теплым лисенком грела живот. Гамнат начал рассказывать о себе, про кино, о том, как встретил Юнону и увез ее в ЗАГС прямо с киносъемок на старенькой машине, о карате – духовном пути силы. Тут я прервала его повествование.
– Мне всегда казалось, будто карате не более, чем мордобой. Во всяком случае, тот единственный фильм, который мне довелось посмотреть, ни о чем другом не свидетельствовал.
– А, это ты о «Бродягах», – сходу подхватил перчатку Гамнат. – Там действительно, один мордобой. Но это не есть карате. Давай, я тебе кое-чего покажу.
Он легко подскочил, сбросил футболку и сделал несколько разминочных движений. Тело у него было без выпуклых, рельефных мышц, а гладкое, точно вылитое из металла, вернее из плотной резины. Палец, если ткнуть в такую, углубляется на несколько миллиметров и замирает, будто упершись в камень.
Юнона достала из сумки спичечный коробок и поставила на подоконник. Гамнат подпрыгнул и нанес удар, рука остановилась на порядочном расстоянии от коробка, но он отлетел назад и, ударившись о стекло, развалился на две части.
– Ого, – заметила Юнона, – на этот раз ты у Мирзы основательно зарядился.
– Ты воздухом толкаешь, – не согласилась я. – Создаешь направленную струю, она и отбрасывает коробок.
– Попробуй, – предложил Гамнат. – Помахай.
Юнона достала новый коробок, я размахнулась и повторила движение Гамната. Коробок не шелохнулся. Я снова размахнулась, и на сей раз остановила руку почти вплотную к коробку. Тот же эффект.
– Смотри, – Гамнат отодвинул меня в сторону и повторил прыжок. Коробок снова отлетел к стеклу, но остался цел.
– Настоящий удар наносится не рукой, а энергией, летящей впереди руки, – произнес Гамнат, усаживаясь на ковер. – На определенном уровне продвижения боец превращается в философа, энергия Космоса меняет, прежде всего, внутреннюю сущность каратиста, и тогда, выходя на бой, он думает уже не о физическом уничижении противника, а о его моральном преображении.
– Карате как философия мордобоя, – иронически хмыкнула я.
– Тот, чья цель мордобой, далеко не продвигается, – ответил Гамнат. – К сожалению, по-настоящему продвинутых людей в карате почти нет. Оттого я и ушел к Мирзе и Абаю.
– Скажи, – спросила я, резко меняя тему, – почему Мирза и Абай «качают» своих учениц? Неужели нельзя по-другому?
– Знаешь, о чем я попросил Абая в нашу первую встречу? – ответил Гамнат. – Я попросил его избавить меня от подчиненности сексу, от привычного для любого мужчины оценивающего хотения любой женщины. И знаешь, что он мне ответил?
Я промолчала. Зачем отвечать на риторические вопросы?
– Эротический крючок самый крепкий. Соскочить с него непросто. В паре Мастер– ученик Мастер играет роль зеркала, возвращая ученику его отношение к миру. Только мир учит долго и больно, и не всякий способен понять урок. Мастер сжимает учебу и преподносит в доступной ученику форме. Смотрись в Мастера и меняй себя.
– Так что получается – все ученицы хотят Мирзу и Абая?
– Конечно! Неужели ты думаешь, будто Мастерам нужен секс? И, если нужен, то в таких неимоверных количествах?
Я чуть не задохнулась, выражаясь возвышенным языком литературы – в зобу дыханье сперло. Значит, я сама к Абаю прицепилась, сама хотела «сорить» у Мирзы, Толик сам захотел ложиться под Йллу, вообще, вообще, вообще все дело наших собственных рук и мыслей. Сами детки виноваты! Здорово придумано, ничего не скажешь!
– Согласен, трудно сразу переварить, – сказал Гамнат, – ты поживи, подумай, посмотри на Мастеров. Понимание придет следом. Только не делай поспешных выводов, дай воде отстояться. И еще одно запомни: все, что делаешь, делай добровольно. Наше ученичество – это свобода в подчинении и подчинение при полной свободе. Когда ты с радостью подчиняешь собственную силу воле Мастера, барака осеняет твою голову.
– Что такое барака?
– Благословение, благодать. Начало просветления.
В дверь постучали, и на пороге возник Толик.
– Таня, пора спать. Мирза зовет.
– Спокойной ночи, – Юнона ласково прикоснулась к моей руке.
– И вам. Спокойной ночи.