После относительной передышки в 1937 году, начало 1938-го отмечено страшными болями; язва быстро превращалась в злокачественную опухоль. Пихлер оперирует в чрезвычайно сложных условиях, „вследствие того, что опухоль была заключена среди плотной зарубцевавшейся ткани“, к тому же „повреждения опасно приблизились к основанию глазной впадины“. После отъезда Фрейда в Лондон 4 июня Шур, вынужденный остаться в Вене для срочной операции („резкого флегмонозного аппендицита“), догоняет его несколько дней спустя. Поскольку за ним следило гестапо, малейшая задержка могла оказаться роковой. В сентябре в Лондоне Шур отмечает быстрое разрастание подозрительных тканей и просит Пихлера срочно приехать.

Прибыв в Лондон 7 сентября, Пихлер на следующий день проводит операцию в Лондонской клинике. Вмешательство оказалось очень важным, о чем свидетельствует приводимая Шуром запись Пихлера: „Надрез губы и продолжение надреза вдоль носа, чтобы обеспечить хороший доступ. Затем удаление опухоли щеки (диатермия) и, наконец, всей патогенной ткани сзади и выше ramus ascendens. Удаление крупных участков очень плотной и упругой ткани…“

Несмотря на крайнюю усталость, Фрейд благополучно оправился от этой тяжелой операции, и Шур уточняет, что в октябре и ноябре у него „не было даже насморка, в отличие от обыкновения“. Вследствие некроза кости врачи выжидали отторжения омертвевшего участка, который освободил бы болезненную зону; по этому поводу Фрейд пошутил в письме Эйтингону от 19 декабря: „Я, как голодный пес, жду обещанной кости“. 28 декабря Шуру удается извлечь „достаточно крупный омертвевший участок кости“.

В середине января 1939 года появляется новая опухоль; Шур диагностирует эпителиому, расположенную вблизи глазной впадины, которой невозможно достигнуть. Проведены консультации со светилами медицины, в том числе знаменитым хирургом Вилфридом Троттером и профессором Лакассанем из Института Кюри; всякое хирургическое вмешательство исключается, и лечение проводится Х-лучами. В письме Арнольду Цвейгу от 5 марта Фрейд так описывает ситуацию: „Нет сомнения, что речь идет об атаке на мою плоть старой раковой опухоли, с которой я делю существование уже шестнадцать лет“.

Радиотерапия, прекратив боли, приносит некоторую надежду, но ненадолго; в августе, вернувшись из Соединенных Штатов, Шур констатирует „развитие раковых тканей, сопровождающееся изъязвлением. Кожа щеки всё больше обесцвечивалась, свидетельствуя о развитии кожного некроза. Зловонный запах становился всё более невыносимым, и никакая гигиена полости рта не могла его ослабить“. Затем „началась гангрена кожи щеки и образовалось отверстие, обнажившее рак“. Фрейд испытывает всё большие боли при приеме пищи, ужасно проводит ночи и даже не может больше читать.

Шур приводит волнующие детали; „Последней книгой, которую он прочел, была „Шагреневая кожа“ Бальзака. Когда он закончил чтение, то заявил мне в особом тоне: „Это именно та книга, которая была мне нужна; в ней говорится о сжимании и смерти от истощения“.

Шур отмечает, что тема сжимающейся кожи является отголоском письма Фрейда 1896 года, в котором он говорит о своем умирающем отце такими словами: „Он… постоянно ссыхался, до самой… роковой даты“. Как не вспомнить мысль, приводимую Вильгельмом Рейхом в книге „Биопатия рака“, где болезнь представляется результатом процесса „сжимания“, „сморщивания“, зависящего от сексуальной экономии субъекта, главным образом, от явлений „оргастического бессилия“ и“ полового застоя».

21 сентября, когда Шур находится в изголовье больного, Фрейд берет его руку и говорит ему: «Мой дорогой Шур, вы помните нашу первую беседу? Вы обещали мне не оставить меня, когда придет мое время. Теперь всё это лишь пытка и больше не имеет смысла».

По просьбе Фрейда о его желании сообщают Анне. Шур делает первую подкожную инъекцию двух сантиграммов морфия и повторяет ее через двенадцать часов. «Он вошел в состояние комы и больше не проснулся».

Это произошло 23 сентября 1939 года.

Чтобы читатель окончательно понял, каким человеком был Фрейд, скажем, что 2 января 1924 года (меньше чем через два месяца после тяжелейшей операции) он снова приступил к работе, то есть начал принимать пациентов. Впрочем, нельзя сказать, что он вообще оставлял работу больше чем на неделю: даже в период операций он продолжал писать и закончил статью «Невроз и психоз», которая была опубликована в январе 1924 года в «Международном журнале психоанализа».

И, само собой, вскоре после операции Фрейд снова начал курить, разжимая губы прищепкой, чтобы вставить между ними сигару. Работа и сигары помогали ему отвлечься от боли и сосредоточиться на том, что он считал главным в жизни — развитии теории психоанализа.

Были в 1923 году и другие приятные события в жизни Фрейда. В феврале, как раз в те дни, когда он обнаружил у себя во рту опухоль, он неожиданно получил очень теплое письмо от великого писателя Ромена Роллана с благодарностью за его отклик на статью «Над схваткой».

«Словно дуновение весны, коснулось меня недавно очаровательное письмо Ромена Роллана, который, в частности, рассказывает, что уже 20 лет интересуется анализом», — писал Фрейд 4 марта 1923 года Карлу Абрахаму.

Разумеется, он поспешил ответить Роллану в тот же день.

«До конца жизни останется для меня радостным воспоминанием, что я смог обменяться с Вами приветствием. Ведь Ваше имя соединяется для нас с прекраснейшими из всех великолепных иллюзий о распространении любви на всё человечество.

Однако я принадлежу к расе, на которую в средние века возлагали ответственность за все страдания народов и которая ныне должна нести вину за развал империи в Австрии и поражение в войне Германии. Подобный опыт действует отрезвляюще и лишает склонности верить в иллюзии. К тому же я и в самом деле большую часть своего жизненного труда (а я на десять лет Вас старше) обратил на то, чтобы уничтожить собственные иллюзии и иллюзии человечества. Но если эта единственная мечта хотя бы отчасти не сбудется, если мы в ходе прогресса не научимся отклонять свои разрушительные побуждения от себе подобных, если мы и впредь будем ненавидеть друг друга из-за небольших различий и истреблять ради ничтожной корысти, если огромные достижения в овладении природными силами мы вновь и вновь будем применять к взаимному уничтожению, какое будущее ожидает нас? Нам ведь и так уже нелегко дается продолжение своего рода в конфликте между нашей природой и требованиями, которые налагает культура.

Мои книги не могут быть тем, чем являются Ваши, — утешением и целительным елеем для читателей. Но если бы я мог поверить, что они пробудили Ваш интерес, я бы позволил себе отослать Вам небольшую книгу, которая, без сомнения, остается пока Вам незнакомой: опубликованную в 1921 году „Психологию масс и анализ Я“. Не то чтобы я считал это произведение особенно удачным, но оно прокладывает путь от анализа индивида к пониманию общества», — писал Фрейд в этом письме.

Так началась дружба двух гениев, которая не прекращалась до последнего дня жизни Фрейда.

* * *

В январе 1924 года Фрейд закончил начатую в предыдущем месяце статью «Экономическая проблема мазохизма» и почти тут же приступил к написанию полемического очерка «Угасание Эдипова комплекса».