она ждала, подобно богам.

Но сейчас его сладкий, знакомый оттенок сменился

На тусклую серость, глаза

Потускнели, оставленные чистым светом, ею любимым.

Только тупой физический разум остался,

Ясного взгляда светлого духа лишенный.

Но перед тем, как угаснуть совсем,

Он выкрикнул в последнем отчаянии:

"Савитри, Савитри, о Савитри,

Наклонись вниз, моя душа, и поцелуй, пока я не умер".

И пока ее побелевшие губы прижимались к его,

Его ослабли, теряя последнюю сладость ответа:

Его щека надавила ее золотую ладонь. Она искала

Еще его рот своим живым ртом, словно

Она могла убедить его душу вернуться своим поцелуем:

Затем пришло осознание, что они не были больше одни.

Сюда пришло что-то сознательное, обширное, страшное.

Близко к себе она ощутила безмолвную огромную тень,

За собою полдень тьмой холодящую.

Жуткая тишина на то место спустилась:

Смолкли крики птиц и зверей голоса.

Страдание и ужас заполнили мир,

Словно мистерия уничтожения

Приняла ощутимую форму. Космический разум

На все из грозных выглядывал глаз;

Невыносимым взором все презирая,

С бессмертными веками, широколобый,

Он видел в своей огромной разрушающей мысли

Все вещи и существа жалкою грезой,

Отвергая со спокойным пренебрежением восторг Природы,

Бессловесное значение его глубокого взгляда

Провозглашало нереальность вещей

И жизни, что пребудет вовеки, хотя никогда не была,

И ее беспрестанного, краткого возвращения тщетного;

Словно из Молчания без формы и имени

Тень беззаботного и далекого бога

На его Ничто иллюзорную обрекала вселенную,

Вычеркивая ее идеи и действия во Времени видимость

И ее имитацию вечности.

Она знала, что здесь стоит зримая Смерть

И что Сатьяван из ее объятий ушел.

Конец книги восьмой

Конец второй части

Часть 3

Книга 9. Книга Вечной Ночи

Песнь первая

К черной Пустоте

Так она одна в лесу осталась огромном,

Окруженная смутным, немыслящим миром,

Тело мужа — на груди, им покинутой.

В своем обширном безмолвном духе бездвижная,

Она не измеряла утрату бесполезными мыслями,

Не орошала слезами мраморные печати страдания:

Она еще не поднялась, встретить ужасного бога.

Ее душа склонилась над телом любимым

В великом безмолвии, без шевеления, голоса,

Словно с Сатьяваном ее разум умер.

Но человеческое сердце в ней еще билось.

Сознавая, что его существо к ней пока близко,

Крепко к себе прижимала безжизненную безмолвную форму,

Словно чтобы сберечь хотя бы то единство, что было,

И внутри каркаса сохранить еще дух.

Затем в ней произошла перемена внезапно,

Которая в страшные нашей жизни моменты

Может порой человеческую душу застигнуть

И поднять ее вверх, к ее источнику светлому.

Вуаль сорвана, нет больше мыслителя:

Только дух видит, и все знаемо.

Затем спокойная Сила, над нашими бровями посаженная,

Становится зрима, не беспокоимая нашими делами и мыслями,

Ее тишина легко голоса мира сносит:

Неподвижная, она движет Природу, смотрит на жизнь.

Непреложно она формирует свои далеко видимые цели;

Незадеваемая и спокойная среди заблуждений и слез,

Безмерная над нашими волями бьющимися,

Ее взгляд контролирует всех вещей бурный вихрь.

Она соединения со Славою ищет, дух растет:

Голос жизни настроен на бесконечные звуки,

Мгновения на великих крыльях молний приходят

И богоподобные мысли нежданно ум земли удивляют.

В великолепие и интенсивность души

Полумесяц чудесного рождения входит,

Чей рог мистерии вплывает в пустоту светлую.

Словно в небо молчания и тишины мысль

Похищена; вся эта живая смертная глина

Захвачена, и в феерическом наводнении быстром

Касаний она формируется Оркестрантом невидимым.

Приходит новое зрение, новые голоса в нас образуют

Тело музыки Богов.

Безымянные, бессмертные стремления прыгают вниз,

Божественного поиска обширный трепет бежит

И ткет на могучем поле спокойствия

Воли высокий и одинокий экстаз.

Все это в глубинах мгновения было в ней рождено.

Сейчас безграничному взгляду, что видит, открылись

Вещи, от земных глаз мыслящего человека сокрытые,

Дух, который спрятан в природе, воспарил

Из своего светлого гнезда внутри миров:

Как огромный огонь, он в небеса ночи поднялся.

Так были путы самозабвения порваны:

Как тот, кто смотрит вверх на далекие выси, она видела

Древний и сильный, словно на вершине безветренной,

Над нею, где она работала в своем одиноком уме,

Трудясь в одинокой башне себя обособленно,

Источник всего, что она прозревала или ковала,

Силу, спроецированную в пространство космическое,

Вековой воли воплощение медленное,

Звездный фрагмент вечной Истины,

Страстный инструмент непоколебимой Силы.

Здесь было Присутствие, что наполняло внимающий мир;

Центральное Все приняло на себя ее жизнь безграничную.

Суверенность, безмолвие, скорость,

Один размышлял над пучинами, которыми была она.

Словно в хоровой мантии неслышимых звуков

Сила спустилась, оставляя след бесконечных лучей;

Секунды Времени в бесконечность сцепляя,

Безгранично она землю ее обхватывала:

Она погрузилась ей в душу — и изменилась Савитри.

Затем, как мысль, исполненная неким словом великим,

То могущество приняло символичную форму;

Пространства ее существа в его трепетали касании,

Оно накрыло ее, словно бессмертными крыльями;

На его устах — Истины непроизносимой изгиб,

Его короной было гало из молний Мудрости,

Оно вошло в мистический лотос ее головы,

В тысячелепестковый дом силы и света.

Ее смертности лидер бессмертный

Тот, кто труды ее делает, и ее слов источник,

Неуязвимый Временем, всемогущий,

Он стоял спокойно над ней, спокойный, неподвижный, безмолвный.

_____Все в ней соединилось с тем часом могучим,

Словно был убит Смертью последний остаток

Человеческого, что было когда-то ее.

Принимая духовный обширный контроль,

Делая море жизни зеркалом неба,

Юное божество в ее земных членах

Наполняло небесною силой ее смертную часть.

Исчезла преследующая боль, раздирающий страх:

Ее горе ушло, ее разум был тих,

Ее сердце с суверенной силой стучало спокойно.

Пришла свобода от струн сердца стискивания,

Ныне все ее действия из спокойствия божества исходили.

На лесную почву тихо она положила

Мертвеца, что еще на ее груди отдыхал

И рождался, чтобы покинуть мертвую форму:

Одна она встала, встретить ужасного бога.

Тот более могучий дух повернул свой повелевающий взор

На жизнь и на существ, наследник работы,

Оставленной ему незаконченной от ее остановившегося прошлого,

Когда еще разум, ученик страстный, трудился

И плохо сформированные инструменты были движимы незрело.

Превзойдено было ныне человеческое скудное правило;

Здесь была суверенная сила, богоподобная воля.

Мгновение она еще без движения медлила

И вниз на мертвого мужчину у своих ног глядела;

Затем, как дерево, приходящее в себя после ветра,

Она подняла благородную голову и посмотрела вперед

На что-то, стоявшее здесь, нереальное, величественное, мрачное,

Безграничное всякого бытия отрицание,

Что несло ужас и удивление формой.

В его пугающих глазах