в натиске мощи и крика,

Обрушиваясь как масса золотого огня.

Так, в пылающем натиске духа

Она пересекла границы разделявшего чувства;

Словно отброшенные бледные ножны, опустившись вниз вяло

Ее смертные члены упали назад из души.

Момент сна тайного тела,

Ее транс не знал ни о солнце, ни о земле, ни о мире;

Мысль, время и смерть исчезли из ее понимания:

Она не знала себя, была забыта Савитри.

Все было бурным океаном желания,

Где в необъятной ласке жил пленник,

Владеемый в высшей тождественности,

Ее цель, ее радость, источник, единственный, ее Сатьяван.

Ее суверен, заточенный в сердцевину ее существа,

Он стучал там, как ритмичное сердце, — она сама

Но все же иной, любимый, окутанный, обнятый,

Сокровище, от коллапса пространства спасенное.

Вокруг него, безымянная, бесконечная, она нарастала,

Ее дух, осуществленный в его духе, богатый всем Временем,

Словно Любви бессмертный момент был обнаружен,

Жемчужина внутри белой раковины вечности.

Затем из поглощающего моря транса

Ее пропитавшийся разум поднялся, струясь оттенками, в свет

Видения и, пробужденный снова ко Времени,

Вернул в форму очертания вещей

И жизнь — в границы знакомые и зримые.

Трое все еще двигались дальше в ее сцене-душе.

Словно сквозь фрагменты грезы шагая,

Она, казалось, путешествовала, зримая форма,

Выдуманная другими мечтателями, подобными ей,

Или приснившаяся в их сне одиноком.

Неуловимые, нереальные, однако близко знакомые, старые,

Как ущелья невещественной памяти,

Сцены, пересекаемые часто, но не жили где никогда, плыли

Мимо нее безразлично к целям забытым.

В безгласных регионах они были путниками

Единственными в новом мире, где не души не было,

Лишь настроения живые: безмолвная, сверхъестественная, странная

Страна была вокруг них, далекие небеса странные свыше,

Неясные просторы, где грезящие объекты держали

Одну свою неизменную идею в себе.

Непонятные травы, непонятные без деревьев равнины,

Непонятная бежала дорога, которая, как страх, спешащий к тому,

От чего наибольший ужас исходит, пролегала

Призрачно меж колоннами сознающих камней,

Угрюмыми и высокими, размышляющими воротами, чьи каменные мысли

Теряли свой огромный смысл по ту сторону, в ночи гигантской.

Загадка скульптурного сна Несознания,

К древней тьме приближения символы

И монументы ее титанического царства,

Проход в глубины, как немые, ужасные челюсти,

Что ждут путника, идущего вниз по тропинке протоптанной,

В мистерию, что убивает, притянутого,

За ее дорогой они наблюдали, безжалостные, тихие;

Часовые немой Неизбежности,

Молчаливые головы бдительного и угрюмого мрака,

Высеченная морда смутного, громадного мира.

Затем этой холодной, тяжелой, иссушающей линии достигли,

Где его ноги коснулись тенистого края границы,

Повернувшись, светлый Сатьяван арестованный

Глядел на Савитри глазами прекрасными.

Но раздался широкий и бездонный крик Смерти:

"О смертный, возвращайся назад к своему скоротечному роду;

Не стремись проводить Смерть к ее дому,

Коль твое дыхание не может жить там, где должно умереть Время.

Не думай своей рожденной умом страстной силой от неба

Поднять свой дух из его земного фундамента

И, вырвавшись из клетки материи,

Поставить на беспочвенное Ничто свои ноги грезы

И себя сквозь бездорожную пронести бесконечность.

Только в человеческих границах человек может жить невредимо.

Не полагайся на нереальных Господ Времени,

Бессмертным полагая это образ себя,

Который они построили на зыбких песках грез.

Не позволяй ужасной богине принуждать твою душу

Распространять твое неистовое вторжение в миры,

Где она, как беспомощная мысль, погибнет.

Узнай каменные, холодные пределы надежд своих в жизни,

Тщетно вооруженная мощью Идеала заимствованной,

Не пытайся превзойти человека границу и силу отмеренную:

Невежественный, спотыкающийся, запертый в кратких границах

Человек пародийным сюзереном мира венчает себя,

Терзая Природу работами Разума.

О спящий, о божественности снов насмотревшийся,

Проснись, трепеща среди равнодушных безмолвий,

В которых твоего существа слабые аккорды стихают.

Создания непрочные, пена печальная Времени,

Ваша скоротечная любовь не свяжет вечных богов".

Ужасный голос замолк в тишине воцарившейся,

Которая за ним, казалось, захлопнулась, широкая, интенсивная,

Бессловесная санкция из челюстей Ночи.

Не ответила Женщина. Ее высокая душа обнаженная,

Смертности пояс сорвавшая,

Против колеи закона и неизменной судьбы

Поставила в своей абсолютной воле первозданную силу.

Неподвижная, как статуя на своем пьедестале,

Одна в молчании и открытая ширям

Напротив немых пучин полночи, впереди громоздящихся,

Колонной огня и света она поднималась.

Конец первой песни

Песнь вторая

Путешествие в вечной Ночи И голос Тьмы

Какое-то время на холодном краю Ночи ужасном

Все стояли, словно мир обречен был на смерть,

И ждали на безмолвной вечной границе.

Небеса склонялись к ним, как облачный лоб

Угрозы, через смутную и безгласную тишь.

Словно мысли немо стояли на грани отчаяния,

Где глубины последние ныряют в ничто

И последние грезы должны кончиться, они медлили; впереди

Был мрак, подобный тенистым крыльям, позади — бледный,

Безжизненный вечер, словно взгляд мертвеца.

По ту сторону — голодная ночь ее душу желала.

Но спокойный в своей одинокой нише силы, что жила в храме,

Неподвижный, ее огненно яркий дух, безмолвный и выпрямившийся,

Горел как пламя факела из окон комнаты

Напротив мрачной груди темноты.

И Женщина первая бросила вызов Пучине,

Дерзая путешествовать через вечную Ночь.

Укрепленная светом, она дала своей ноге погрузиться

В ужасную бесцветную пустоту;

Бессмертный, неиспуганный дух ее встретил

Безжалостной непроницаемой пустыни опасность.

На чернильной почве ночи они шевелились, формируя

Свое мистическое движение по ее человеческой поступи,

Плывущее движение, дрейфующий марш,

Словно фигуры, скользящие под закрытыми веками:

Все, как в грезе, шли, плавно скользя, все дальше.

Каменных ворот тяжелые створки были оставлены сзади;

Словно через проходы отступавшего времени

Нынешнее и прошлое в Безвременье падало;

Арестованное на краю авантюры неясной

Будущее, утопленное в небытие, кончилось.

Среди разрушающихся форм они неясно кружились;

Блекнущие преддверия мрачного мира

Их получили, где они, казалось, двигались, оставаясь

Неподвижными, никуда не продвигаясь, но куда-то при том проходя,

Немая процессия неясной картиной бежала,

Не сознательные форы, по сцене реальной идущие.

Мистерия безграничности ужаса,

Собирающая свою голодную силу огромная, безжалостная пустота

Окружила своими глубинами беззвучными медленно,

И чудовищная, пещеристая, бесформенная глотка

Поглотила ее в свою тенистую душащую массу,

Свирепая духовная агония грезы.

Занавес непроницаемого страха,

Тьма повисла вокруг ее клети чувства,

Как когда деревья превращаются в тенистые пятна

И последний дружеский отблеск гаснет

Вокруг вола, что в лесу связан

Охотниками, скрытыми в ночи наполненной.

Мысль, что в мире старалась, здесь была аннулирована;

Свое усилие жить и знать мысль отвергла,

Убежденная, наконец, что ее никогда не было;

Мысль погибла, вся ее греза действия кончилась:

Этот сгустившийся шифр своим темным был результатом.

В удушающем стрессе этого громадного Ничто

Разум думать не мог,