Мы-то думали, он нас ободрить хочет. А он закончил какой-то похоронной речью. За столом воцарилось мертвое молчание. Элен Бойе опустила глаза. Ее щеки горели. Эмма и Йоханна смотрели на нее в поисках поддержки, но перекошенное лицо родственницы так их огорчило, что они чуть не плакали.

Но тут Исаксен снова взял слово. На самом деле он и не заканчивал. Просто пауза, которую он взял ради пущего эффекта, прозвучала как точка. А что еще можно добавить после такого уничтожающего приговора?

— У Марсталя великое будущее, — произнес он, и мы снова вскинули головы, на сей раз уверенные, что являемся всего лишь его марионетками, а вместо ниточек он искусно использует слова. — У Марсталя великое будущее, потому что у него есть великое прошлое, — сказал Исаксен. — Не всегда одно вытекает из другого. Традиция может стать и бременем. Мы думаем: раз что-то один раз сработало, сработает и в другой. И застреваем в прошлом, и не двигаемся в будущее. Но с Марсталем — другое дело. Вы создали свой тип кораблей, названный по имени вашего города, корпус с транцем в форме сердца и круглым толстым носом. Вы искали, пока не нашли то, что больше всего подходило для ваших целей. Предприимчивость — в ваших традициях. Возможно, для вас это слово — ругательство, оно и есть ругательство в устах крестьянина, ведь предприимчивый человек не укоренен, а потому недостаточно стабилен: он поступает не так, как его отец и дед. Но поразмыслите об этом слове как моряки. Предприимчивость — это способность выбрать правильный момент, когда вам сопутствуют ветер и течение, а затем сняться с якоря и поднять паруса. Вы, конечно, слыхали об англичанине Дарвине и его знаменитой теории выживания самых приспособленных, и, быть может, кто-то уже пытался вам внушить, что «приспособленные» означает «сильнейшие» и, дескать, Дарвин имел в виду, что выживают сильнейшие. Но он имел в виду не это. «Приспособленные» означает «самые предприимчивые», и это о вас. Вы создали свой город тем же способом, какой используете в море: лавируя в конкретных условиях жизни. И это умение останется при вас, но корабли, на палубах которых вы его приобрели, придется оставить, пока они не пошли ко дну у вас под ногами. Эпоха парусных кораблей давно миновала, но эпоха морского дела лишь начинается. Поверьте мне, город, на протяжении поколений бывший родиной моряков, обладает уникальным богатством в мире, где растет необходимость в постоянных транспортировках, потому что континенты становятся все ближе друг к другу. Вам лишь нужно отныне развивать свои умения на палубе, дрожащей от вибрации скрытых под ней мощных механизмов.

Исаксен обрисовал перед нами те же самые перспективы, о которых говорил во всевозможных брокерских конторах во время своих недавних визитов. Но пошел дальше. Он поведал нам о будущем судоходной компании Бойе то, что скрыл от других. Исаксен предвидел, что со временем она объединится с другими компаниями, пока во всем городе не останется лишь одна большая судоходная корпорация, обладающая не только значительным капиталом, но и, прежде всего, накопленным за столетия опытом, тем сочетанием воли к выживанию, находчивости, упрямства и дальновидности, что стояли за сооружением мола, созданием телеграфа, строительством одного из крупнейших в стране торговых флотов, и даже в период упадка города не позволяли нам оставить битву за покорение неизведанных уголков планеты, до которых мы могли добраться на наших давным-давно устаревших кораблях.

Исаксен загибал пальцы: воля к выживанию, находчивость, упрямство, дальновидность и, прежде всего, умение объединяться для преодоления того, что невозможно преодолеть в одиночку. Пять пальцев, одна рука. Рука предприимчивости, которая всегда хваталась за предоставляющуюся возможность.

— Лучшая в мире рука, — произнес Исаксен, — ибо с ней вы сможете строить будущее по своему разумению, а именно это вам и нужно.

Компания уже владеет одной верфью. Это важно, поскольку речь идет о контроле всех звеньев, от постройки до погрузки. Но верфь нужно полностью переоборудовать, приспособить не только для строительства стальных судов, но также пароходов и теплоходов. Так мы сможем контролировать цену каждого судна, которое спускаем на воду от имени судоходной компании. И для этого тоже есть предпосылки: умелых, опытных кораблестроителей в городе достаточно. Требуется увеличение тоннажа. Необходимо углубить фарватер. Мы построим собственный Суэцкий канал, проходящий через мелководье Южно-Фюнского архипелага до открытых вод Балтийского моря.

И снабжение надо взять в свои руки, поставлять провиант не только для собственных кораблей, но и для других. Однажды придется взяться и за сырьевую промышленность. Владеть шахтами, а когда-нибудь и нефтяными вышками, ведь моторный корабль — естественный преемник парохода. Таким образом мы гарантируем себе поставки топлива по стабильным ценам.

Мы не только будем ходить по морю, мы станем управлять половиной мира, в центре которого окажется Марсталь.

Вот что поведал нам Исаксен.

Когда он закончил, мы сидели красные, измотанные, растерянные и радостные, в блаженном состоянии, как после катания на каруселях. Все встали и зааплодировали: маклеры, служащие, шкиперы, штурманы и их пунцовые жены. Даже Элен, Эмма и Йоханна аплодировали стоя. Они даже не косились друг на друга, как обычно. Все колебания — их бастион против принятия важных решений — исчезли. Вместе с остальными они вскочили со стульев.

Энтузиазм Исаксена обладал такой силой, что передался нам в виде чувства внутренней невесомости. Проговори он еще дольше, мы бы вылетели из окон гостиницы «Эрё» по воздуху.

* * *

Исаксен посмотрел на компас и проложил курс. Он так красиво говорил о нашей способности лавировать в конкретных условиях жизни, даже в самых трудных, однако забыл об одной существенной вещи в искусстве судовождения. Следить надо не только за компасом, но и за парусами, движением облаков, направлением ветра, течением и цветом воды, за внезапным буруном, предупреждающим о наличии подводного камня. Может, на пароходах все и по-другому. Но на парусниках именно так, и в этом смысле они ближе к жизни, чем пароходы: мало знать, куда тебе нужно, ведь жизнь, как и маршрут парусного судна, по большей части состоит из окольных путей, на которые нас приводит то штиль, то шторм.

Мы до скончания века можем спорить, что стало причиной поражения Исаксена — Клара ли Фрис, печенье ли. В любом случае он недостаточно хорошо знал женщин. Считал, что для спасения женщины, скованной страхом, нужен энергичный мужчина. И с этих позиций смотрел на трех вдов, на судоходство, да и на весь город, словно тот был невестой, а он сам — женихом. Думал спасти нас от оцепенения воли, в котором мы пребывали. Но в некоторых случаях такое бушевание энергии, как в случае с Исаксеном, может произвести обратный эффект. И лишь усилить женский страх.

Дело с этими вдовами обстояло так: когда их мужья в короткий, трехнедельный, срок были унесены внезапной и бессмысленной смертью, жена моряка сбежала из их душ через парадную дверь, а с нею исчезла и отпущенная им толика мужества и выносливости. С черного же хода вошла крестьянка, испокон века живущая в душе каждой женщины, не важно, насколько давно ее семья рассталась с земельным наделом: недоверчивая, бережливая, цепляющаяся за свое имущество и настолько покорная судьбе, что обречена всю жизнь пребывать в состоянии беспокойной, настороженной пассивности.