стараясь не щелкнуть ею. После этого он снова пополз, делая по траве полукруг и рассчитывая оказаться позади того места, откуда стреляли. Ему хотелось окликнуть Кольцова, но делать этого было нельзя, потому что тот, за кем Артемьев охотился, мог, если он жив, начать стрелять на голос.

«Убил я его или не убил?» – подползая все ближе, спрашивал себя Артемьев. Сейчас, задним числом, он понимал, что стрелял расчетливо, но все же была ночь, а не день, он мог и не попасть в японца.

«Откуда этот японец? – подумал он, в ту же секунду скорей почувствовав, чем увидев, что-то лежавшее в темноте в двух шагах от него. – А вдруг не японец, а наш? Не может быть! – с облегчением отверг он эту мысль. – Мы же громко говорили по-русски».

Согнув в локте руку с пистолетом и отведя ее назад, он как можно дальше вытянул другую и наткнулся на чье-то плечо. Оно не дрогнуло. На плече был погончик. Артемьев стал ощупывать дальше – воротник и голову с жесткой щетиной коротко остриженных волос. На темени волосы слиплись от крови. Японец, отстреляв, наверно, бросился на землю и был убит тем самым третьим выстрелом, который Артемьев дал на этот случай.

– Товарищ капитан! – донесся голос сзади.

– Ползите сюда, – приказал Артемьев.

Через минуту Кольцов был рядом.

– Как пленный?

– Не догнал, пришлось подранить, – извиняющимся тоном сказал Кольцов.

– А где он?

– Там и оставил. Он без сознания. Я ему ноги связал.

– А куда ранили?

– Я ему в ноги стрелял. Но он как раз упал… – с запинкой сказал Кольцов, и Артемьев понял, что, кажется, дело плохо.

– Снимите шинель, – сказал он Кольцову, – выясним, кого я тут застрелил. Накройте меня с ним шинелью, я зажгу под ней спичку и посмотрю.

Почувствовав над головой шинель, которую со всех сторон плотно обжимал Кольцов, Артемьев сразу ощутил духоту и запах крови. Сунув было руку в карман за спичками, он вспомнил, что они намокли, как и батарейка, и спросил Кольцова, есть ли у него спички.

Кольцов молча просунул их под шинель. Артемьев чиркнул спичкой. Убитый был старший унтер-офицер, артиллерист. Ощупав карманы его мундира и брюк, Артемьев взял бумажник с документами и сбросил с себя шинель.

Они из осторожности проползли назад шагов тридцать, потом встали и пошли к тому месту, где Кольцов оставил пленного. Пленный был без чувств и лежал на краю того самого овражка, который искал Артемьев. Теперь было наконец ясно, где стоит броневичок, – метров за двести отсюда, если взять влево.

– Ну что ж, понесли, раз уложили, – в сердцах сказал Артемьев.

Они подняли пленного – Артемьев под мышки, Кольцов за ноги – и пошли к броневичку.

Кольцов все время сбивался с ноги. Артемьев не удержался и спросил:

– Ну что вы там ковыляете? Время-то ведь не ждет!

– Я, товарищ капитан, когда за ним бежал, ногу свернул, поэтому мне и стрелять пришлось.

Броневичок оказался еще ближе, чем думал Артемьев. Через сто шагов водитель остановил их окриком: «Стой!» – и лязгнул затвором.

– Это я, капитан Артемьев.

– А я уж беспокоился за вас, товарищ капитан, думал – что за выстрелы?

– По дороге расскажу. Помогите посадить к вам пленного.

– А вы?

– А я в башню.

Бесчувственного японца втащили в броневичок и посадили рядом с водителем. Артемьев полез в башню.

– А мне куда прикажете, товарищ капитан? – спросил Кольцов.

– Обратно в батальон. В таком виде я его и один довезу.

– Извините, товарищ капитан, – удрученно сказал Кольцов. – Разрешите ремень взять?

– Какой еще ремень? – не понял Артемьев.

– Я ему ноги связал.

– Берите.

Кольцов постучал в боковую дверцу, уже закрытую водителем, и несколько секунд возился, развязывая ремень.

– Разрешите идти? – громко хлопнув дверцей, спросил он.

Артемьев не видел его, но почувствовал, как он в темноте козырнул и вытянулся.

– Идите.

Водитель завел мотор, и броневичок, переваливаясь на буграх, покатился по степи.

Остановленный часовыми перед палаткой командующего, Артемьев дожидался, пока зашедший внутрь адъютант доложит о нем. У него не попадал зуб на зуб; вечером, чтобы добираться налегке, он оставил у адъютанта свою шинель и теперь жалел об этом. Палатка за эти часы передвинулась на два километра вперед, и он боялся, что адъютант забыл его шинель на старом месте.

Совсем рядом с палаткой были развороченные гусеницами окопы, в которых еще утром сидело японское боевое охранение. Палатка была кругом оцеплена часовыми. После сегодняшних танковых атак десятки японских солдат в одиночку и группами бродили кругом по степи.

Мокрый до пояса Артемьев стоял рядом с часовым и, ежась от холода, ждал адъютанта, который что-то долго задерживался.

Из палатки кто-то вышел. Артемьев увидел знакомую полную фигуру начальника штаба. Начальник штаба вперевалку дошел до машины, хлопнул дверцей и уехал.

Наконец адъютант вернулся, и Артемьев, войдя в палатку, увидел, что в ней кроме командующего были еще трое: командир танковой бригады Сарычев, молодой, вихрастый, по виду похожий на лейтенанта, командир бронебригады майор Луговой и незнакомый Артемьеву смуглый, черноусый полковник. Он стоя пил чай из крышки термоса.

Командующий сидел в углу на своей неизменной парусиновой табуретке и показывал нагнувшемуся над картой командиру бронебригады, куда тот должен вывести один из своих батальонов, к рассвету переправив его на восточный берег.

– Огнем и броней ударите с тыла по японцам, когда мы их сбросим с Баин-Цагана и они покатятся к переправе, – сказал командующий, подчеркивая слово «покатятся». – Задача ясна?

– Ясна, товарищ комкор!

– А что у нас лицо такое? Сапоги жмут?

– Потери большие, товарищ комкор.

– Потери как потери, – сказал командующий. – Завтра, когда выполним задачу до конца, сравним с результатами. Отправляйтесь! – Он привстал и пожал руку командиру бронебригады, которую сегодня прямо с марша бросил в самое пекло боя.

– Как там пехота? – обратился командующий к Артемьеву, когда командир бронебригады вышел из палатки.

Артемьев доложил, стараясь унять дрожь. Неудачное купание давало о себе знать.

– Батальон заканчивает рыть окопы полного профиля, правым флангом упирается в самый берег. Как вы приказали, лично проверил.

– Это я вижу. – Командующий без улыбки оглядел его с головы до ног.

– Я вам докладывал, товарищ комкор, – перестав пить чай, сказал черноусый полковник, – что мой Красюк все сделает как положено.

И Артемьев понял, что черноусый полковник был командир стрелкового полка Баталов и что его полк, наверно, уже прибыл целиком.

– Так ведь в такую цепочку пришлось растянуть ваш батальон, – сказал командующий, – что поневоле тревожился.

– Теперь весь полк здесь, – сказал полковник. – Можно не тревожиться.

– А я теперь и не тревожусь, можете меня не