Изменилась и подставка, стала выше, хотя и сохранила форму.

— Вы…

— Я продемонстрировал вам новое свойство эргиона, — улыбнулся Дмитрий Дмитриевич, довольный эффектом. — Оно заключается в инициации формоперехода по оси Ф, как я это называю. Эргион-меркаба в данном случае становится формотроном.

— Никогда бы не подумал…

— Что такое возможно? Вы просто не смотрели в эту сторону, принимая эргион лишь за средство выхода за пределы физического тела. Между тем меркаба всегда являлась символом сакральной геометрии, способным изменять мир вокруг. Древние волхвы и колдуны знали её свойства и применяли по назначению.

— В Сети ничего об этом не упоминается…

— Интернет — далеко не лучший способ добычи информации, — покачал головой Таглиб. — Есть множество других источников: архивы, банки данных спецслужб, засекреченное эзотерическое наследие, живые хранители традиций и опыта предков, в конце концов. Стоит только копнуть.

— Как? — встрепенулся Саблин.

— Захотите — мы вам поможем, — сказал ДД. — А начать можно с изучения сакральной геометрии и символики. Он уже прошёл этот этап, — академик кивнул на Прохора, не сводившего глаз с прозрачного куба, только что бывшего шаром, — вы освоите азы практической формологии быстрей.

— Как будто освоил уже.

— Это вам так кажется, спектр применения инфобиотонов и эргионов намного шире.

— Но вы собирались куда-то в… — очнулся Прохор.

— В Бездны. Мой друг и соратник будет поддерживать с вами связь и давать рекомендации. Да и я буду изредка навещать одиннадцатый превалитет.

Таглиб кивнул.

— Всегда к вашим услугам.

— Как вы это делаете? — показал на бывший шар Прохор.

— Прогони им весь спектр, — посоветовал араб.

— У этого предмета формоспектр не широк, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Он вмещает всего пять-шесть формофаз, из которых крайняя — диффузная.

— Какая?

— Чисто молекулярная взвесь, стеклянная пыль, материал, из которого был выплавлен шар.

ДД снова направил эргион на куб.

Новое струение воздуха обняло стеклянное изделие.

Подставка под кубом рассыпалась в пыль, а сам он превратился в красивую пирамидку, но не прозрачную, а снежно-белую.

— Тетраэдр? — жадно придвинулся к столу Прохор. — Насколько я понимаю, это начало формоспектра?

— Совершенно верно, дальше по оси Ф тетраэдр превратится в плоскость атомарной толщины и сразу же рассыплется, но экспериментировать с этим не стоит, плоскость пересечёт всё пространство комнаты, а то и всего дома, пронзит стены и всех его живых обитателей, в том числе нас. Понимаете?

— Нет.

— Не уверен, что эта плоскость разрежет нас как острая бритва, однако лучше не рисковать.

— Вы предполагаете, что плоскость разрежет… э-э, все предметы, или уже испытали подобное? — поинтересовался практичный Саблин.

Дмитрий Дмитриевич заколебался, взвешивая ответ, потом признался с улыбкой:

— Первый раз, когда это произошло, я испытал шок. Хорошо, что предмет был мал.

— Шар?

— Сосновая шишка. Во второй раз это был кирпич, и я заранее подготовился.

— Что произошло?

— Атомарная плоскость кирпича пронизала полдеревни, правда, ночью и на уровне чердака дома. Было это в России, на моей родине. Короче, риск существует. — ДД посмотрел на тетраэдр, продолжая держать эргион пальцами, и пирамидка, похожая на кусок сахара безупречной формы, превратилась сначала в куб, потом в додекаэдр, в многогранник с большим количеством граней, ещё в один и, наконец, в шар.

— Похоже, это всё. Дальше шар теряет молекулярные связи и распадается на молекулы, восстановить его уже не удастся.

— Почему?

— Потому что молекулы теряют связывающую их в материальный объект силу.

— А как изменяются живые тела? — хмыкнул Саблин.

— Это интереснее всего, — засмеялся Дмитрий Дмитриевич. — Можно заниматься экспериментами бесконечно, форма получающихся объектов иногда поражает. Я вам покажу. Но тренироваться мы начнём с простых — не живых — предметов. Если научитесь мысленным раппортом изменять форму вещей, получите и защиту, и оружие, и даже возможность внедрять свою ПСС в посторонние тела.

— Как это делают Охотники, — добавил Таглиб.

— Начнём! — загорелся Прохор.

— Завтра, — отрезал академик, — на свежую голову.

Прохор хотел возразить, что он совсем не устал и голова у него не тяжёлая, но посмотрел на отвердевшее лицо хозяина и сдержался.

— Хорошо, как скажете.

— А почему Охотники не применяли эргионы, — заговорил Саблин, — когда гонялись за нами?

— Во-первых, Охотники на самом деле не живые биологические объекты, а особого рода программы, способные вселяться в любое существо. Они не носят эргионы, так как сами являются овеществлёнными алгоритмами числоперехода. В Пункте Пограничного Контроля хранятся их базовые меркабы, которые нам и удалось захватить. Во-вторых, у них нет функций формотрансформации, иначе они давно оставили бы след в истории человечества и наломали бы немало дров, что Владыкам невыгодно.

— Но они были живыми в Пункте Контроля.

— Их драконьи тела, а по сути — скафандры, выращены искусственным путём по образу и подобию рептилий, живущих в иных мирах.

— Теперь понятно.

— Идёмте, покажу ваши спальни, — поднялся Дмитрий Дмитриевич.

Гости последовали за ним.

Таглиб остался сидеть на диване, сцепив руки на животе, посмотрел на дверь, на прозрачный шар, наставил на него палец и сказал:

— Пу!

Шар беззвучно осел облачком прозрачно-белой пыли.

Третий

Прежде чем делать какие-нибудь выводы, ставить диагноз и начинать лечить больного, он внимательно изучал историю болезни, а главное — сканировал человека на ментально-энергетическом уровне, выявляя патологические «свечения», которые определяли болезнь точнее, чем медицинская диагностическая аппаратура, и лишь потом дополнительно обращался к своему опыту и медицинским знаниям. Именно поэтому пациенты Прохора Смирновского, окончившего Суздальский медицинский институт в две тысячи двадцать пятом году, выздоравливали почти втрое чаще, чем у других врачей. Хотя лечил он не простые болезни уха, горла и носа, а связанные с тяжёлыми наследственными заболеваниями, типа «синдрома Аспергера»[22] или «маниакально-депрессивный синдрома».

Утро среды четырнадцатого января началось как обычно.