Посреди ликования тэру он незаметно отозвал Дельфину в сторону. Оглушенная радостью, женщина не раздумывала, чего хочет от нее член Совета. Даже не заметила, что идет в рощу, где происходил допрос. Ее мысли прыгали и разбегались, как игривые жеребята. Молодой Герцог мертв! Означает ли это конец регинского похода, избавление? Не будет битвы на реке и последнего разгрома, и того костра, что снился ей ночами? А кто же сумел убить Гэриха Ландского?

В роще остывали угольки, на дереве раскачивались веревки, сделавшие свое дело. Хохот Норвина и еще двух молодчиков, подручных Отца-Старейшины, и едва живой человек у их ног. Дельфина словно с разбега на каменную стену налетела. Вот, значит, как это вершится: подвешивают за руки, поджаривают снизу, полосуют плетью, а, может, и железной цепью. Монах продержался целый день, а она, только увидев веревки, наверное, рассказала бы больше, чем знает. Кто-то должен развязывать языки пленникам — но, боги, неужели можно делать это с улыбкой, как у Норвина?

— Он был очень упрям, — заметил Арлиг, угадав ее мысли. — Тем хуже для него, — и понизив голос, спросил тоном судья: — Кем ты возомнила себя, Дельфина, дочь Цианы и Аквина? Как посмела отпустить девчонку? Не смей оправдываться и отпираться! Я знаю, что эта трусливая дрянь Нела решила уйти, переметнуться, а ты ей позволила.

Говорил он почти шепотом, все еще не решаясь явить на людях свою ненависть к любимице Алтимара. Рукой машинально теребил гладкий черный камень на шее, видно, амулет. Угрожает, но боится сам — может, ей следует рассмеяться в ответ? Спорить она не хотела, но ответить пришлось:

— Настали странные дни, Отец-Старейшина. Многие делают то, на что не имеют права. Разве помощников твоих не должен выбирать Большой Совет? Разве мы выбираем помощниками таких юнцов, как мой племянник Алтим? Я не оспариваю твою власть Арлиг, сын Эльты и Фамунда. Ничего не знаю о власти и не хочу знать. Верю, как нас учили: любое решение Старейшины правильно. Это ведь мудро — держать при себе таких, как Алтим: молодых, удобных, готовых ловить каждое твое слово.

Он улыбнулся:

— Вот значит как. Рад слышать, что ты никогда не оспоришь мою власть.

Арлиг обернулся к тэру, что потешались над пленником, распорядился:

— Нам больше не нужна эта падаль. Тащите его на поляну, чтобы все увидели расправу.

Норвин с удовольствием накинул на шею регинцу веревку и потащил, как козу на привязи. С другой стороны деревьев зазвучали взрывы смеха:

— В таком платье — только дома сидеть и рожать детей!

— Наши женщины в битву одеваются по-мужски, а этот вырядился, как баба!

Кто-то кричит, что регинца надо раздеть и проверить, мужчина ли он, с визгом рвут рясу в разные стороны. Давным-давно Дельфина думала, что ее мир чем-то лучше Побережья, — теперь она знает, что ошибалась. Арлиг предупреждает ее:

— Обряд избрания Мудрых проведут вновь, и проведет его другая Жрица, разумней тебя.

— Покорней меня. Она назовет имена тех, кого ты выбрал. Не тревожься, Отец-Старейшина. Я вовсе не желаю быть на месте Жрицы, которая солжет от имени богов.

— Он был очень упрям, — говорит Арлиг об умирающем монахе, — и поплатился за это. Ненавижу упрямых. И тех, кто бросает мне вызов.

До сих пор у Дельфины не было врагов, регинцы разве что. Разве можно считать врагом Отца-Старейшину, которому она сама же, вместе со другими, вручила власть? С Арлигом она была почти не знакома. На Острове Леса в детстве если и пересеклись, Дельфина была совсем маленькой, а он почти взрослым. Говорили, что Выбранным Главарем он был хорошим. Она не возражала против его избрания в Совет год назад. Все Острова были давно уверены, что Арлигу из Долин быть в Совете — вот Дельфина и последовала за всеми, не задумываясь. Так она поступала слишком часто в жизни. Она всмотрелась в человека перед собой. Обветренное смуглое лицо прорезали морщины, подбородок отмечен шрамом. И по руке, вертящей амулет, толстый шрам уходит под рубаху. Наверняка, и тело исполосовано. Наверняка за последние недели прибавилось вдвое морщин и седины. А в молодости, подумала Дельфина, был жгуче красив, черноволосый и черноглазый. Она печально вспомнила Сильвиру, Рисмару и Эльту — все три были похожи на отца. А невзрачная Има пошла в мать. Дельфина не слушала сплетни, но про жену Арлига судачили все Острова больше, чем лет двадцать пять назад, когда они поженились. Все вдруг вспомнили, что самое привлекательное в ней было — батюшка Старейшина. Верит ли Дельфина этому человеку, который с юности жаждал власти? Намного меньше верит, чем хотела бы. Видит, что он не лучший предводитель, не самый талантливый полководец, — все Острова видят. Он был бесстрашен в рейдах, а теперь вынужден, обязан, беречь свою жизнь, в сражения посылать других, браниться со Жрицей, и запереть на семь замков и горе свое, и жажду мести. Арлиг всей душой предан Островам, а еще любит свои амбиции. И считает Дельфину угрозой. “Что ж с того? Я исполню любой его приказ, потому что Старейшине должно повиноваться. Кроме тех приказов, которые он отдавать не вправе”.

Ни слова не ответив на обвинения, Дельфина задала вопрос:

— Кто убил Молодого Герцога? Пленник, должно быть, рассказал об этом.

— Неизвестно, — коротко ответил Арлиг. — И не важно.

— Неужели…?

— Не важно, — повторил Арлиг. — Лучше пойми меня, Жрица. Сын Герцога мертв, остальное не должно тебя интересовать.

Орех

— Регинцы повернули назад, Отец-Старейшина!

— Они движутся на север!

Семь переходов спустя регинцы снова посреди холмов, основательно разоряют все, что не уничтожили в прошлый раз. Разбойники мало чем могут им помешать.

— Их новый господин выслал гонцов на Берег Чаек. Уверен, он приказал готовить корабли к отплытию.

— Отец-Старейшина, мы на лодке с Алтрисом подошли к лагерю так близко, как только смогли. Они переносят на корабли награбленное.

— Они режут весь скот, который не успели сожрать. Даже белых телок Дэи! Чьим молоком мы польем посевы?!

— Что мы будем есть зимой?

— Как будут рожать наши жены, если нам нечем отблагодарить матушку Дэю?!

— Они отплыли, Отец-Старейшина! Слава богам — отплыли!

— Но они вернуться когда-нибудь. Быть может, уже весной…

— Вернуться, — произнес Терий. — Но мы будем готовы.

Меда, запыленная, растрепанная, равнодушная ко всему, прислушивается к новостям. Спрашивает:

— А Теор? Кто-нибудь видел его между регинцами?

Ответить ей мог бы Отец-Старейшина, но Арлиг не рассказывает никому то, что узнал от пленника. Зачем? Сын Тины приговорен, можно считать, уже мертв. Если у предателя есть хоть капля ума, он покинет