риска, кружащий голову. Меч и кинжал на поясе, лицо и потрепанная одежда тщательно измазаны сажей, землей и кровью, руки цепляются за жесткий кустарник. Он должен выглядеть так, словно только что из жаркой схватки, и Теор постарался придать себе нужный вид. Первый раз в жизни ему надо притворяться, что был в самом аду. Он без кольчуги, и рад сознавать, что между ним и ударом врага нет преграды — ни защиты металла, ни воли богов. В богов сын Алтимара не верит. Сам не знает, к кому обращается, бросая вызов небесам и волнам: “Думаешь, мне это не по силам?!” Сухой климат стер все следы дождя, кустарник колючий и жесткий. Он царапает руки, а Теор вцепляется в ветви, словно в глотку врага. И почти счастлив от того, что может сорваться в любой миг, что будет сотню раз убит прежде, чем осуществит свой замысел. Он верен тщеславию до конца — не сомневается в победе, и поэтому счастлив сознавать, как безнадежна его игра со смертью. Его руки в крови от укусов растения — пусть это будет единственный противник, сумевший пролить кровь лучшего из лучших. Морской дьявол смеется, как мальчишка. Не верит в переселение душ, но если б верил, в следующей жизни пожелал бы стать кустарником над пропастью.

Боевой клич — “Алтимар” — и эхо регинской брани. Рыжий Ив созерцает схватку, не отходя далеко от шатра и молясь, чтобы рука зажила через двое-трое суток — к битве решающей. Шатер сотрясается от топота многих ног, а внутри Нела дрожит от страха. Регинка, островитянка, изменница, чужая всем, кроме Ива, — нападение вчерашних братьев для нее страшнее набегов, в которых она сама участвовала. Пленница регинцев сжалась внутри шатра. Она облачена в неуместно роскошное платье из меркатского шелка, расшитое золотой нитью. Скроенное на полную женщину, оно висит на девушке, как мешок. Из-под платья видна длинная женская рубаха, из самого дешевого льна и потрепанная — одела, что нашлось. У платья своя история. Девушка может только гадать, кто привез шелк из Мерката, чья жена надевала его в праздник, чьей дочери оно не перейдет по наследству. Монах, взявший Мариу под свое покровительства, объявил, что она не должна больше ходить в мужской одежде. Не поленился сам обойти воинов в поисках чего-то женского и нашел это платье. Трофей, прихваченный каким-то регинцем в доме, которого больше нет.

Шатер трясет, как сильвийца Карэла в жару, по краю обрыва гуляет ветер.

— Молись, девица, — велит монах, и Нела охотно слушается. Ей есть, о чем просить регинского Распятого и матушку Дэю. Тэру могут ее убить, если прорвутся к шатрам. А регинцы сорвут на ней злость, если схватка окажется слишком кровопролитной. Но не может же она желать островитянам поражения! Закрыв глаза, зажимая уши, Нела молится всем богам о том, чтобы оказаться подальше от этого кошмара.

Островитяне побежали, и это, видимо, не было уловкой — вылазка захлебнулась. Тогда это произошло. Ив видел издали, и всю жизнь будет собирать по крупицам обрывки той ночи, и задавать вопрос: да как же так? Ошибка дозорных? Злой рок? Воля Божья? Он был у шатра, краем глаза заметил движение, которое принял за игру тени. Оглянулся — никого позади. Чуть пляшет от ветра костер, шепчут заросли, грозно молчит обрыв. Привязанные лошади нервно топчутся, напуганные сражением. Шатры всегда ставили подле обрыва, полагая, что так далеко островитяне не прорвутся. Это потом Ив будет уверен, что враг наблюдал за ним из темноты, держа кинжал наготове. Ив вскрикнуть бы не успел, если б подошел ближе к зарослям. Он не подошел, глупо считая себя в безопасности. А потом все случилось.

Началось со вспышки огня и хаоса между лошадьми, которых огонь напугал до смерти. Дикое ржание, галоп сорвавшихся с привязи. Ива чуть не растоптала кобыла с горящей гривой, что, обезумев, кинулась к обрыву и звездой полетала вниз. И тотчас — будто в память о погибшей лошади — вспыхнул кустарник. Ветер накинулся на него, помогая гореть, сухие ветки легко передавали огонь друг другу, извивались, словно радуясь, что смерть их окажется ярче жизни. И — никого. Вернее, на пожар сбежались все, кто был поблизости, — и, конечно, упустили виновника, он легко затерялся в толпе.

Молодому Герцогу и воинам, которые только что загнали разбойников в лес, было не разглядеть, пылает кустарник или уже шатры. Они видели огонь и суматоху и поняли только одно: каким-то невообразимым образом враг окружил их, ударив с тыла. Регинцы устремились назад, и у каждого мелькнула мысль: не чудовища ли островные снова показали свой нрав? Не ждет ли их тот же кошмар, что был в Северном Лагере? Отшагав мили почти без сна и отдыха, люди плохо соображали, но легко поддавались суевериям.

Клич Молодого Герцога:

— Дьявол или нет — он будет иметь дело со мной!

Крики, толчея. На пути Гэриха вырастает какой-то воин — трясущийся человек, весь в крови и грязи, совершенно безумный от страха, он срывающимся голосом визжит:

— Господин! Я видел чудовище! — припадает к ногам Молодого Герцога и ревет, как ребенок. — Там морские змеи, господин!

Он похитил мгновение у Гэриха, его личная охрана успела отойти на десять шагов вперед. Страх заразнее чумы. Сын Герцога явил огромное великодушие, вмазав трусу кулаком и отпихнув: “Прочь с дороги, деревенщина!” — мог бы и зарубить на месте. Кинжал у него ландец заметил слишком поздно. Человек нанес удар — и лишь тогда Гэрих его узнал.

Акулий Зуб впился в герцогскую плоть несколько раз с молниеносной скоростью, словно обладал собственной волей убивать. Боли Гэрих не почувствовал, лишь горячую кровь по ногам и удивление. Хищная улыбка, кошачье-светлые глаза — да как он мог не узнать Теора? Морской дьявол на земле, у его колен — и владеет преимуществом. Кинжал не пробил бы кольчугу, но ноги рыцаря защищены хуже всего, а островитян не зря учат сражаться в любом положении. Шатаясь, Гэрих еще замахнулся мечом, но вонзить не сумел. Воинов и сеньора разделял миг, а Зуб меж тем нашел свою главную цель.

— Прощай, господин.

Кинжал резко вошел в пах, повернулся внутри, разрывая сосуды. Фонтаном алая кровь — значит, удар верен. Гэрих рухнул на землю. И прежде, чем на Теора бросилась чуть не половина регинского войска, он успел всадить Зуб еще раз — наугад, в низ живота. Его учили за секунды потрошить врага, как цыпленка, и он сделал это, не оставив Гэриху ни единого шанса.

Телом