— Туше, гражданин комиссар! Но позволь задать вопрос: если ты подозреваешь меня в изменнических настроениях, то зачем вообще откликнулся на мою просьбу? Или ты решил застукать меня на компрометирующих разговорах, и у тебя в кармане записывающее устройство?

— Будь у меня такое намерение, я давно сдал бы тебя с потрохами, благо возможностей за последние три года у меня было предостаточно, — ответил Ле Пик, отводя взгляд.

Тейсман ощутил его неловкость, бывшую в какой-то мере отражением его собственной неуверенности. Им обоим сама мысль о неповиновении гражданским властям давалась непросто.

— Ты прав, — сказал, помолчав, адмирал. — Я это знал, потому и позвал тебя с собой.

Он остановился, и комиссар непроизвольно замедлил шаг и повернулся к нему.

— Гражданин комиссар Ле Пик, — спокойно сказал Тейсман, — что ты собираешься делать после нашего возвращения на Новый Париж?

— После нашего чего?

Сердце Ле Пика бешено заколотилось: неужели их отзывают в столицу? Неужели начальство узнало, что он покрывал Тейсмана, и теперь их обоих ждет примерная расправа?

— Ты этого не знал? — удивился Тейсман.

— Чего?

— Прости, Деннис, — покаянно произнес гражданин адмирал. — Приказ пришел из Октагона, но я думал, ты уже получил копию по своим каналам.

Ле Пик почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Тейсман говорил совсем не то, чего он ожидал и чего боялся.

— Меня — точнее нас — отзывают домой, чтобы я принял командование флотом метрополии. А ты стал моим комиссаром.

— Тебя…

Известие о том, что Комитет хочет поручить Томасу Тейсману возглавить флот метрополии, повергло Ле Пика в изумление. Уж не посходили ли они там с ума? Ведь флот метрополии постоянно висит над головой Комитета, как Дамоклов меч. С точки зрения политического руководства, на всем Народном флоте нем более ответственного поста. Комитет может доверить его только человеку, в чьей лояльности нет никаких сомнений, а уж гражданин Тейсман…

И тут он испытал еще большее потрясение. Да, гражданин Тейсман ненавидит Комитет лютой ненавистью, но членам Комитета это неизвестно, поскольку некий Деннис Ле Пик в своих донесениях ни о чем подобном не сообщал.

Первое потрясение сменилось подобием трепета.

«Господи, — подумал он, — они собираются вложить заряженный излучатель в руки одного из самых заклятых своих врагов и повернуться к нему спиной, понятия не имея, чем это грозит!»

И тут пришло новое потрясение. Он уже успел свыкнуться с мыслью о том, что рано или поздно — лучше, конечно, поздно, чем рано — его и Тейсмана разоблачат, и расправа над ними, как ни крутись, неизбежна. Но если им предстоит возглавить флот метрополии…

— Ты хочешь знать, что я собираюсь делать? — спросил он наконец. — Господи, старина, разве не мне следует задать тебе этот вопрос? Можно подумать, будто не ты за последние два-три года превратился в неуправляемую боеголовку!

— Будь я «неуправляемой боеголовкой», — резонно возразил Тейсман, — то давно уже наделал бы глупостей, и мы с тобой не морозили бы задницы в этом тихом закутке. Что же до моих планов, то я, честно говоря, сам пока ни в чем не уверен. Погибать мне неохота, и уж тем более погибать зря, а это, несомненно, произойдет, если я… если мы высунемся раньше времени. С другой стороны, я, как ты, наверное, уже догадался, не настроен быть хорошим мальчиком.

— Что ты хочешь этим сказать? — нервно спросил Ле Пик.

— Если мне представится удобный случай или возможность создать такой случай самому, я буду действовать.

Ле Пик вздрогнул, и адмирал предостерегающе поднял руку.

— Никаких шагов я пока еще не предпринимал, даже словом не обмолвился ни с кем, кроме тебя, — сказал он. — Но ты должен знать, какие мысли вертятся в моей голове. Имеешь право знать: я ведь хорошо понимаю, что последние годы ты прикрывал меня, а это могло дорого обойтись и тебе самому, и твоим близким. И обойдется — если я ошибусь. Но мне необходима твоя поддержка: я хочу, чтобы до поры ты продолжал меня прикрывать, а когда придет время бросить кости, встал рядом со мной. — Он замолчал, а затем спокойно продолжил: — Не стану скрывать, Деннис, даже когда я приму командование столичным флотом, шансы добиться чего-то большего, чем массовое кровопролитие, будут невелики. Скорее всего нас разоблачат и поставят к стенке прежде, чем мы успеем подготовиться к выступлению. Несколько ниже вероятность того, что мы успеем-таки выступить, но будем разбиты и погибнем в бою или опять-таки окажемся у той же стенки. Ничуть не более удачным представляется мне и вариант, при котором мы развяжем гражданскую войну, что сделает Республику беззащитной перед манти. Шансы на то, что нам действительно удастся устранить Комитет, по сравнению со всеми перечисленными возможностями невелики, но если этого вообще можно добиться, то, конечно же, действовать надо не здесь. а в столице…

Он умолк. В холодном, ветреном сумраке Деннис Ле Пик встретился с ним глазами, на несколько долгих-долгих мгновений удержал его взгляд… а потом очень-очень медленно кивнул.

— Прибыл гражданин генерал Фонтейн, — доложил личный секретарь Оскара Сен-Жюста Шон Каминетти и впустил в кабинет бесцветного, морщинистого коротышку, в котором никто не заподозрил бы безжалостного и умелого агента Госбезопасности. Никто, конечно, кроме самого Сен-Жюста.

— Спасибо, Шон.

Кивком отпустив секретаря, Оскар сосредоточил внимание на госте. В отличие от большинства граждан Республики Фонтейн, оказавшись в святая святых БГБ, не выказывал ни малейших признаков не то что страха, а даже простого беспокойства. Устроившись поудобнее, он склонил голову набок и, прищурившись на шефа, спросил:

— Ты хотел меня видеть?

— Не скажу, что мне так уж хотелось, — хмыкнул шеф БГБ. —Я, конечно, не имел в виду, что не рад нашим встречам. У нас с тобой не так уж много возможностей приятно проводить время.

Глава Госбезопасности позволял себе шутки в присутствии весьма узкого круга лиц, и Фонтейн слегка улыбнулся, оценив этот знак доверия, но едва шеф перешел к делу, улыбка исчезла.

— Я пригласил тебя, чтобы поговорить о МакКвин.

— Я догадался, — признался Фонтейн. — Это было не так уж трудно, особенно с учетом ее упорного нежелания приступать к операции «Багратион».

— Тебе нетрудно, потому что ты человек умный и хорошо представляешь себе, что тревожит твоего начальника.

— Именно так, — сказал генерал, слегка подавшись вперед. — А потому, зная о твоем предубеждении против нее, я стараюсь не позволять тебе заставить меня увидеть в ее действиях то, чего там на самом деле нет.

— Ну и? — спросил Сен-Жюст, когда генерал закончил эту заковыристую тираду. — Что ты там увидел?