Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя очередной вираж Tel Quel публично провозглашается в номере, который должен был быть посвящен ему, Барт официально не встает на сторону «Движения июня 1971 года». Так как он никогда не поддерживал Французскую коммунистическую партию, ему нет необходимости возмущаться ею и ее ревизионизмом. Точно так же он публично не вступается за маоизм и издалека следит за решениями группы и журнала. Зато Барт занимает четкую позицию в теоретических конфликтах, будоражащих интеллектуальное поле, поскольку в них вовлечены известные люди. Так, в момент создания журнала Change, само название которого было издевкой над Tel Quel[844], конфликт, который сегодня может показаться возникшим практически на пустом месте, принимает еще более широкие масштабы от того, что разгорается внутри издательства Seuil. Фай обвиняет Tel Quel в сталинизме, а Соллерс иронизирует над общими призывами к трансформации, которую проповедует Change. Полемика сосредоточивается вокруг имен Малларме и Арто. Жак Рубо разоблачает псевдонаучный характер тезисов Кристевой, а Соллерс обвиняет Change в желании быть «псевдо-Tel Quel». Фай даже осмеливается заявить в интервью Жану Риста в Gazette de Lausanne, что в 1960 году группа, сложившаяся вокруг Соллерса, благосклонно относилась к идее французского Алжира. В 1970 году La Quinzaine littéraire печатает полемику между Пьером Буржадом и Соллерсом, также полную грубых словесных выпадов[845]. Во всех этих конфликтах Барт поддерживает своего друга. Он высказывает Соллерсу полное согласие с политическими текстами, публикуемыми в журнале, начиная с № 34, и в самые горячие моменты борьбы неизменно выступает союзником. В письме, адресованном Соллерсу, но в действительности призванном защитить его перед издательством Seuil и Полем Фламаном, Барт недвусмысленно сообщает о своей солидарности: «Я не хочу, чтобы замалчивалась (каким бы оправданным ни казалось молчание в иных случаях ввиду малодушия и вульгарности нападок, периодически поступающих в адрес вашего журнала) операция по клевете со стороны Файя, объектом которой стал Tel Quel». И добавляет: «Клевета всегда прилипчива, и потому, если есть хотя бы какое-то желание тишины и работы, нужно ее решительно прекращать»[846]. Барт прерывает молчание и вступает в полемику скрепя сердце, на что ясно указывает риторика скобок и вводных предложений. Но он считает себя обязанным выступить, вероятно, по двум причинам. Первая – аффективная и этическая (защищать друзей – это долг), и Барт помнит, как быстро Соллерс бросился на амбразуру во время истории с Пикаром. Вторая – теоретическая: Барт убежден, что исследования, поддерживаемые Tel Quel, играют важнейшую роль для мысли, литературы и его собственной работы. Он также пишет в этом письме: «Мое убеждение состоит в том, что ваш журнал в данный момент незаменим (и потому не имеет конкурентов, разве что из-за намеренно спровоцированной путаницы). У меня есть глубокое, порой тревожное чувство: если бы вас не было, что-то жизненно важное исчезло бы для многих из нас, все это хорошо известно». За этими словами не стоит никакой стратегии в плохом смысле слова или лести. Их искренность чувствуется в ожесточенных, порой даже отчаянных попытках Барта примирить все более индивидуальное, неуступчивое отношение к письму и социальную жизнь, подходящую для его выражения, или, иначе говоря, в попытках примирить сокровенно личное и политическое. Барт искренне верит, что Tel Quel – подходящее для этого место. Он выстраивает вокруг журнала важную сеть дружеских отношений. И он принципиально никогда не запирается в башне из слоновой кости, всегда присутствует в своем времени.
Для него, как и для Соллерса, единственный смысл литературы в ее современности, даже если порой он с большим успехом находит ее в прошлых эпохах, чем в своей, а собственный вкус влечет его к творчеству Шумана или Шатобриана, а не Мессиана и Роб-Грийе. Понять Барта, таким образом, – значит понять два постулата, которые только на первый взгляд могут показаться противоречащими друг другу, но которые спровоцировали большую путаницу, даже обвинения в мошенничестве. Любить литературу – значит любить ее современность, ее манеру по-новому выражать мир, ее способность к выражению, разрушению и изменению, какова бы ни была эпоха, в которой они проявляются; это значит в равной мере любить Расина и Мишле, Бодлера и Кейроля, Пруста и Соллерса. Далее, защищать литературу в настоящем – не значит довольствоваться напоминанием о том, насколько были современными классики. Это значит поддерживать все попытки литературы пойти дальше, изменить мир или по-иному его выразить: экспериментирование не всегда оказывается столь продуктивным, как ожидалось (например, Барт очень быстро понимает это в отношении Роб-Грийе), но там, где оказывается, оно получает признание. Если в силу своего вкуса Барт предпочитает читать Пруста, он не хочет превозносить его творчество в пику современной литературе. Если последняя и имеет какой-то смысл в современном мире, она должна рассматриваться в своей виртуальной способности рождать такое же откровение, как некогда «В поисках утраченного времени». Таким образом, у Барта нет конфликта между