что ноги его не держат. Он просто упал рядом с правителем и привалился к стене, наблюдая, как глаза Сина светлеют, а хвост и рога сначала уменьшаются, а затем и вовсе исчезают. Чешуйки тоже пропали, как и клыки, будто их и не было. Теперь на Нуску вновь смотрели знакомые голубые глаза.

– Прости. Но я не знаю других обрядов, – проговорил Син, а его губы вновь растянулись в грустной улыбке.

– Да, я понял. Я принимаю вас таким, какой вы есть, Син. Я не глуп и осознаю, что вы росли не на цветочных лугах и проводили свои дни вы не за песнями, а…

– В бездне, – закончил Син. Его взгляд потяжелел.

– Прямо… там? – неуверенно переспросил Нуска севшим голосом.

– Прямо там. В трупных испарениях и бесконечном море мёртвой дэ.

– Расскажите…?

– Не сегодня. Моя рана скоро затянется, и я буду вынужден пойти к главной сурии земли Тирре.

Нуска почувствовал, как его руку мягко взяли, а затем обернули чистым чёрным платком. Его маленькая ранка уже и без того перестала кровоточить, а потому Нуска широко улыбнулся от этого жеста.

– Хорошо, Син. У меня тоже остались незаконченные дела, – легко согласился Нуска.

Настал день. Как только Син перестал источать тёмную дэ, вновь запели птицы, а лекарь услышал, как шуршит листва в вековом лесу. Холодный северный ветер трепал кроны деревьев, но не трогал их двоих.

* * *

По длинной винтовой лестнице, созданной с помощью магии сифов из корней и лоз, Нуска сначала спустился на этаж ниже. С Сином они распрощались прямо в гостевых покоях: эрд пожелал привести себя в порядок, прежде чем идти к главной сурии земли, этой скандальной бабке. Нуска же только сменил запачканную кровью рубашку и отправился на поиски пропитания.

Урвав на кухне несколько кукурузных булочек с начинкой из бобового варенья, Нуска остался доволен. Местный хлеб оказался вкусным и сладким, а тело лекаря вновь налилось силой. Только вернув себе душевное равновесие после всего произошедшего, Нуска снова поднялся наверх. И во второй раз застыл у величественной статуи дракона.

«А всё-таки после Сина он смотрится уже не так уж внушительно», – усмехнулся лекарь про себя, а затем поднял взгляд на огромные деревянные двери с витиеватыми рисунками. На этот раз они оказались не заперты, и Нуска, отворив их, тут же скользнул внутрь.

Нуска ожидал увидеть там что угодно, даже саму Тиаму, но всё же оказался удивлён. Комната дочери главной сурии земли Мары Сивьеры тонула в полутьме: тяжёлые зелёные шторы опущены, лишь несколько лучей звезды пробивались через щёлку меж бархатных тканей.

Множество растений, лоз, ветвей и виноградных усиков оплели каждый уголок комнаты и всю мебель. Однако, приглядевшись, Нуска с изумлением понял, что все эти растения засохли и лишь их безжизненные ветви обнимают покои. Разглядеть же ещё какие-то детали не удавалось по той причине, что в комнате стоял густой табачный дым. Нуска чуть не закашлялся, когда попытался вздохнуть полной грудью.

– Я знала, что ты придёшь за ответами.

Нуска тут же повернулся на голос – и наконец увидел хозяйку покоев, Мару. Она лежала на длинной софе, обитой охряной тканью. Закинув ноги на спинку софы, в лёгком белом платье она лежала и курила длинную деревянную трубку с загнутым металлическим наконечником. Её золотистые волосы локонами спадали вниз, до самого пола. В одно мгновение её огромные зелёные глаза распахнулись и она уставилась на Нуску, внимательно изучая его.

Некоторое время они оба молчали, а затем Мара улыбнулась и села. Закинув ногу на ногу и указав на Нуску трубкой, она спросила:

– Так сильно удивлён? Подходи, садись, офицер четвёртого отряда.

На секунду лекарь смутился. Такой Мару он не видел ни разу – да он в принципе видел её только в полном обмундировании. Но Нуска всё равно сделал несколько уверенных шагов и остановился у софы, кивнув.

– Я хотел узнать, что ты делала на сожжённых полях. И что тебе известно о Тиаме.

– Знаю. Было бы странно, если бы ты не задал эти вопросы, – ответила Мара и, коротко улыбнувшись, высыпала сгоревший табак из трубки в большой золотой кувшин. Отложив трубку, она со вздохом продолжила: – Нет, я не видела Тиаму уже очень и очень давно. Нет, мы не в близких отношениях. Нет, я не помогала Жери жечь поля, я помогала самой Жери. Если бы она оказалась в руках сифской стражи, то её ждали бы ужасные пытки. Думаю, ты наслышан о сифских магах боли… Нет, Нуска, подожди. Я не хотела, чтобы она жгла поля. Я пыталась образумить её. Но и смерти ей я тоже не хотела. А любая попытка поджога в Сифе равняется смертной казни…

– Подожди! Как ты…?

Нуска не успел даже задать вопрос. Он уставился на Мару, а затем медленно отступил к выходу.

Мара же снова улыбнулась, моргнула, махнув пушистыми ресницами, а затем подняла на Нуску задумчивый взгляд:

– Тебе, как наречённому, я не буду лгать. Мой особый навык – способность проникать в сознание людей. Я почти могу читать твои мысли, Нуска.

Лекарь сглотнул. Судорожно пытаясь очистить свою голову от всякого рода важной информации, в том числе и от множества неподобающих для чужих глаз сцен, он задал ещё несколько вопросов:

– Так на чьей ты стороне? Что тебя связывает с Тиамой? И ты… ты тоже наречённая?

– Мардук. При рождении меня назвали так. Но это имя не очень подходило девушке из знатной семьи, поэтому мать называла меня Марой.

– Ты наречённая… Но ты на стороне Тиамы, так? – нахмурившись, уточнил Нуска.

– Не совсем. Я не хочу, чтобы она уничтожила человечество. А она желает именно этого, – медленно проговорила Мара, внимательно следя за Нуской глазами. После она облокотилась на спинку софы, перевела взгляд на шторы и продолжила: – Но и я не хочу, чтобы люди уничтожили последнего дракона, Нуска. То, что люди сотворили… никогда не было справедливым.

– А убивать людей из мести спустя семь тысяч лет – это, th`are, справедливо? – выругавшись, с усмешкой спросил Нуска. Он даже набрался храбрости, чтобы сесть рядом с Марой.

Но Мара только опустила взгляд на свои босые ноги, стукнула стопой о стопу и, не прекращая улыбаться, проговорила:

– Мы ничего не решаем, Нуска. Семь тысяч лет назад духи подвергли испытанию драконов, и они не справились. Теперь пришёл наш черёд. Но в этот раз в игру вновь вмешалась Тиама. И последствия оказались поразительными. Тот, кто должен был спасти мир, – разрушает его. Тот, кто должен был разрушить, – спасает. Это…

– Мара, я понимаю,